Пляска на бойне - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Блок cтр.№ 11

— Конечно, — сказал я.

— Не знаю, почему у нас такой скверный кофе, — сказал он. — Никак не могу понять. Раньше у нас была другая машина, знаешь, такая, куда надо совать монету, и ни разу из нее не удалось получить чашку мало-мальски приличного кофе. Потом мы скинулись и купили электрическую кофеварку, а кофе покупаем самого лучшего сорта, и все равно получается бурда вроде вот этой. Должно быть, есть какой-то закон природы, по которому в полицейском участке у кофе всегда такой вкус, будто дерьмо завариваешь.

Мне, правда, показалось, что кофе не так уж плох.

— Если мы когда-нибудь и раскрутим это дело, — продолжал он, — ты знаешь, как это случится.

— Через стукача?

— Либо стукач что-то разнюхает и сообщит нам, либо кто-то из тех гениев споткнется о собственный член и мы поймаем его на чем-то серьезном, а он, чтобы выкрутиться, заложит сообщника. А заодно и Термена, если только мы правы и это дело его рук.

— И даже если нет.

— Что ты хочешь сказать?

— «Послушайте, да она была живее некуда, когда мы уходили. Ну, потрахали ее, только клянусь, что ей даже понравилось. И никакими колготками мы ее не душили. Не иначе как муж решил не тратить время на развод».

— Господи, да ведь в точности так они и скажут.

— Знаю. Но то же самое они скажут, даже если Термен на сто процентов невиновен. «Да не мы ее убили, она была жива, когда мы ушли». И это даже может оказаться правдой.

— То есть как?

— Ну, скажем, он просто воспользовался благоприятным стечением обстоятельств. Термены возвращаются домой и застают грабителей на месте преступления. Те заодно грабят и их, избивают его и насилуют ее, потому что они звери и поступают, как звери. Потом они уходят, Термен высвобождает руку, а его жена без сознания, и он думает, что она мертва…

— Но она еще жива, и тогда ему в голову приходит мысль…

— …А ее колготки лежат тут же на кровати, еще мгновение — и они у нее на шее, и на этот раз она в самом деле мертва.

Он задумался.

— Конечно, — сказал он через некоторое время. —Очень может быть. Экспертиза установила, что смерть наступила около часа ночи, и это подтверждает версию Термена, но если он прикончил ее сразу после их ухода, а потом немного выждал — считается, что какое-то время он пролежал без сознания, а потом пытался высвободиться, — что ж, все сходится.

— Правильно.

— И никто не может ни в чем его обвинить. Могут только сказать, что она была жива, когда они ушли, но это скажут в любом случае.

Он допил кофе и швырнул пластиковый стаканчик в корзину для бумаг.

— Все это хреновина, — сказал он. — Так можно без конца ходить вокруг да около. Я считаю, что это сделал он. Обдумал все заранее или просто так уж получилось, только это сделал он. Денег-то сколько.

— Если верить ее брату, она получила в наследство больше чем полмиллиона.

Он кивнул:

— Плюс страховка.

— Брат ничего не говорил про страховку.

— Возможно, ему никто ничего не сказал. Вскоре после женитьбы они застраховались — деньги выплачиваются пережившему супругу. Сто тысяч долларов, а если смерть от несчастного случая — вдвое больше.

— Это должно его утешить, — сказал я. — Значит, надо прибавить еще две сотни тысяч.

Он мотнул головой.

— Я что-то не так посчитал?

— Ну да. В сентябре она забеременела. Как только они об этом узнали, он связался со своим страховым агентом и повысил сумму страховки. Появление ребенка, дополнительная ответственность. В этом есть смысл, верно?

— И насколько он ее повысил?

— Миллион в случае его смерти. В конце концов, на жизнь зарабатывает он, и обойтись без его доходов будет трудно. Впрочем, и она играет не последнюю роль, так что теперь сумма ее страховки — полмиллиона.

— Значит, ее смерть…

— Означает для него почти миллион только по страховке, потому что оговорка о смерти от несчастного случая осталась в силе. Плюс все ее имущество, которое он получит в наследство. На круг, считай, полтора миллиона.

— Господи!

— Все верно.

— Господи Боже мой!

— Вот именно. У него были для этого и возможности, и мотив, и случай представился, и еще он бессердечная скотина, можешь мне поверить, и все равно я не смог найти ни единой улики, чтобы предъявить этому гаду хоть какое-нибудь обвинение. — Он на мгновение прикрыл глаза, потом посмотрел на меня. —Можно я тебя кое о чем спрошу?

— Конечно.

— Ты когда-нибудь чистишь зубы той ниткой?

— Чего?

— Ну, ты же сказал, что у тебя в аптечке только аспирин и нитка — зубы чистить. Ты когда-нибудь этой ниткой зубы чистишь?

— Ах, вот что, — сказал я. — Когда о ней вспоминаю. Меня зубной врач уговорил ее купить.

— Меня тоже, только я ей никогда не пользуюсь.

— Да и я тоже, по совести говоря. Значит, нам их надолго хватит.

— Точно, — согласился он. — На всю эту сучью жизнь.

В тот вечер я встретился с Элейн Мардел у входа в театр на Сорок Второй, западнее Девятой авеню. На ней были джинсы в обтяжку, сапоги с квадратными носами и черная кожаная мотоциклетная куртка с карманами на молниях. Я сказал, что она выглядит потрясающе.

— Не знаю, — ответила она. — Я хотела, чтобы не было похоже на то, что носят на Бродвее, только, кажется, перестаралась.

Места нам достались хорошие, прямо перед сценой; правда, театр оказался крохотный, и плохих мест там просто не могло быть. Не помню названия пьесы, но речь шла о бездомных, и автор был против. Один из актеров, Харли Зиглер, регулярно посещал группу «А. А.», которая собиралась по вечерам в церкви Апостола Павла, в двух кварталах от моего отеля. В пьесе он играл пропойцу, живущего в картонной упаковочной коробке. Исполнение было очень убедительное.

Еще бы: всего несколько лет назад он и в самом деле так жил.

Когда спектакль кончился, мы прошли за кулисы, чтобы поздравить Харли, и там я встретил еще с полдюжины людей, с которыми был знаком по таким собраниям. Они пригласили нас выпить с ними кофе. Но вместо этого мы прошли по Девятой авеню десяток кварталов до «Парижской зелени» — ресторана, который нам обоим нравился. Я заказал филе меч-рыбы, а Элейн — макароны с острым зеленым соусом.

— Как интересно, — сказал я. — Для гетеросексуальной вегетарианки на тебе что-то многовато шкур надето.

— Это как раз одно из тех маленьких противоречий, в которых и состоит секрет моего очарования.