Святыня - читать онлайн книгу. Автор: Деннис Лихэйн cтр.№ 29

— И что это позволяет вам предположить? — спросил Джулиан.

— Предположений у нас нет, — ответил я, — одни только ощущения, Джулиан.

— Ах, ну да. — Он распахнул перед нами дверь, и в вестибюль подуло арктически холодным воздухом. — И что же подсказывают вам ваши ощущения?

— Подсказывают, что кто-то лжет, — сказала Энджи. — А может быть, этих «кто-то» много.

— Есть над чем поразмыслить. Да. — Джулиан склонил голову. — Доброго вам вечера, мистер Кензи, госпожа Дженнаро. Будьте осторожны за рулем.

— Верх есть низ, — сказала Энджи, когда мы въехали на Тобин-бридж и перед нами на горизонте показалась россыпь городских огней.

— Что? — переспросил я.

— Верх есть низ. Черное — это белое. Север — это Юг.

— Ну, ладно, — протянул я. — Хочешь отдохнуть и предоставить порулить мне?

Она стрельнула в меня взглядом.

— Я про это дело, — сказала она. — У меня возникает чувство, что все здесь врут и каждому есть что скрывать.

— Ну и что ты собираешься с этим делать?

— Хочу прекратить принимать вещи такими, какими они кажутся. Хочу все подвергать сомнению и никому не верить.

— Ладно.

— И хочу залезть в квартиру Джея Бекера.

— Сейчас? — спросил я.

— Сию минуту, — сказала она.

* * *

Джей Бекер жил в квартале Уитьер, конгломерате высоких корпусов с видом на Чарльз-Ривер или же на Флит-Сентер в зависимости от местоположения вашего корпуса.

Квартал Уитьер составляет часть строительного комплекса Чарльз-Ривер, ужасающего нагромождения роскошных современных зданий, возведенных в семидесятые годы наряду со зданием ратуши, центрами Херли и Линдеманна и небоскребом JFK на месте старого Уэст-Энда, который радикально настроенные городские планировщики решили сровнять с землей, дабы Бостон семидесятых стал напоминать Лондон из «Заводного апельсина».

Вообще-то Уэст-Энд смахивал больше на Норт-Энд, если только чуточку грязнее и пыльнее в той его части, что примыкала к районам красных фонарей возле Сколлей-сквер и Норт-стейшн. Район красных фонарей теперь исчез, как и весь Уэст-Энд, как исчезли и пешеходы на улицах после пяти часов вечера. На месте этого района возникли бетонные приземистые раскоряки, тянущие к небу щупальца муниципальных зданий, не имеющих определенного назначения, зато имеющих форму, и форму безобразную — адское воплощение скуки и безликости.

«Если ты живешь здесь, — сообщил нам умнейший плакат, когда мы петляли по Сторроу-драйв, — то сейчас ты дома».

— А если я живу в этой машине, то я еще не дома? — возмутилась Энджи.

— Или живу под этим мостом?

— Или в Чарльз-Ривер?

— Или в этом самосвале?

Мы развлекались подобным образом, пока не нашли место для парковки — еще одно место, где, живя там, могли чувствовать себя дома.

— Ты ненавидишь все современное, правда? — сказала она, когда мы направлялись к кварталу Уитьер и я хмуро поглядывал вверх на его здания.

Я пожал плечами:

— Я люблю современную музыку. Некоторые телевизионные передачи сейчас делают лучше, чем делали раньше. Думаю, это все.

— И нет ни одного образца современного зодчества, который бы тебе нравился?

— У меня не возникает желания тут же сбросить атомную бомбу на башню Хэнкока или Херитэдж, когда я их вижу. Но Фрэнк Ллойд Ронг, будь он неладен, или И. М. Пэй не спроектировали ни одного дома и ни одного сооружения, которые могли бы тягаться с зауряднейшей викторианской архитектурой.

— Ты настоящий бостонский парнишка, Патрик! Бостонец до мозга костей!

Я кивнул, когда мы были уже у дверей.

— Я только хочу, чтобы они оставили мой Бостон в покое, Эндж. Пусть портят Хартфорд, если им приспичило строить это дерьмо. Или займутся Лос-Анджелесом. Да где угодно пусть строят. Только подальше отсюда.

Она стиснула мою руку, и, заглянув ей в лицо, я увидел, что она улыбается.

Пройдя одну за другой анфиладу стеклянных дверей, мы очутились в парадном вестибюле перед новой анфиладой дверей, на этот раз запертых. По правую руку от нас висели таблички с фамилиями. Напротив каждой был указан трехзначный номер, а слева стоял телефон. Этого я как раз и боялся. Нельзя даже проделать старый трюк, нажав сразу на десять кнопок в надежде, что кто-нибудь да впустит тебя в дом. Взявший трубку сразу увидит тебя в камере слежения.

Из-за этих сволочей преступников работать нам, частным детективам, стало невозможно.

— Забавно было видеть, как ты взъерепенился, — сказала Энджи.

Она открыла сумочку и, тряся ею над головой, вытряхнула на пол ее содержимое.

— Да?

Я присел на корточки рядом с ней, и мы начали собирать то, что рассыпалось, и совать это обратно в сумочку.

— Да. Давненько ты не ерепенился.

— Да и ты тоже, — сказал я.

Мы глядели друг на друга, и вопрос в ее глазах, возможно, отражался и в моих.

Что мы с нею теперь? И что осталось после поминок по всему, что унес с собой Джерри Глинн? Как обрести нам вновь счастье?

— Сколько тюбиков губной помады должна иметь в сумке женщина? — спросил я, опять возвращаясь к куче на полу.

— Тюбиков десять будет в самый раз, — ответила она. — Либо пять, если не хочешь таскать лишнего.

По ту сторону стеклянной двери показалась пара. Мужчина походил на адвоката — хорошо уложенные седоватые волосы, красно-желтый галстук от Гуччи. Женщина могла сойти за жену адвоката — измученная, с напряженно-опасливым взглядом.

— Ну, теперь твой ход, — шепнул я Энджи.

Мужчина распахнул дверь, и Энджи, посторонившись, убрала с его пути ногу, прядь ее волос при этом, выбившись из-за уха, растрепалась, прикрыв щеку и глаз.

— Простите, — сказала она, посмеиваясь и пожирая глазами мужчину. — Я в своем репертуаре — как всегда, жутко неловкая, косолапая, как медведь!

Мужчина бросил взгляд вниз на нее, и в неподкупно-суровом взгляде члена коллегии заплясали отсветы ее веселья.

— Ну, я и в пустом помещении умудряюсь на что-нибудь наткнуться!

— Ах, — воскликнула Энджи, — так мы родственные души!

Мужчина улыбнулся, как застенчивый подросток.

— Ловкачи, берегитесь! — сказал он.

Энджи коротко хохотнула, так, словно эта натужная шутка приятно удивила ее. Она сгребла с пола ключи:

— Так вот же они.

Мы поднялись с колен, женщина прошла мимо меня, а мужчина придержал дверь.

— В следующий раз будьте внимательнее, — с напускной строгостью проговорил он.