Белый Шанхай - читать онлайн книгу. Автор: Эльвира Барякина cтр.№ 16

В «Астор Хаусе» Нина попыталась выйти к тиффину – никто даже не заговорил с ней. Она оскорбилась. Вечером все пыталась убедить Иржи, что сама не хотела танцевать «с торгашами».

– Вы видели их дам? Лица узенькие, подбородки как у фельдфебелей и слюнявые ротики в середине.

Нина не понимала, в чем дело: она выглядела лучше всех – платье, веер, жемчуг…

– Вы смотрели так, будто выбирали жертву, – сказал Иржи. – Люди боятся: у вас вид, как у злой сосачки. Ой… То есть у сосульки. Нет, я неправильно по-русски говорю… Как называется тот, кто кровь из людей пьет?

– Комар, – вздохнула Нина.

Иржи смущенно улыбнулся:

– Простите меня. Мне действительно жаль, что я не могу доставить вам помощь.

Эта покорность обезоруживала Нину. Иногда она срывалась и кричала на Иржи. Каждый раз после этого просила прощения и давала себе невыполнимый зарок: «Не сметь мучить его!» Она сама взяла его с собой, и он все-таки учил ее английскому, переводил трудные места в газетах.

Ему надо сочувствовать. Можно представить, что он испытал, когда его, деликатного воспитанника консерватории, бросили в окопы. Он страдал расстройством желудка после двух глотков солдатского супа и терял сознание при виде мертвых. Его бил австрийский офицер, если вовремя не получал жалованье, пополнение или письма из дома.

Иржи будто собирал несчастья на свою голову. Стал вылезать из коляски – умудрился сломать здоровую руку. Проклиная все на свете, Нина потащила его к доктору. Сама с ним объяснилась – Иржи двух слов связать не мог: сидел на кушетке, дрожа всем телом.

Доктор взял за прием столько, что у Нины сердце упало. На следующий день она отправилась в банк – просить о кредите. Но наглый юноша с челочкой на пробор сказал, что лицам без гражданства кредит не дают.

Назад ехали по улицам Французской концессии: за высокими оградами – жизнь, смех, удовольствия…

Нина вычитала, что большинство миллионных состояний в Шанхае нажиты преступлением. В начале прошлого века английские купцы завезли в Китай индийский опиум и сделали все, чтобы пристрастить местных жителей к зелью. Когда император попытался ввести запрет на торговлю наркотиками, англичане прислали флот и разгромили его армии. Китай был вынужден подписать неравноправные договоры: иностранцам позволялось ввозить опиум, устраивать концессии и управлять ими по собственному разумению. Так Шанхай из рыбачьей деревни превратился в богатую полуколонию. Запрет на опиум был введен только в 1917 году, когда пятая часть мужского населения Китая стала наркоманами.

Совеститься в Шанхае было некого. Видит бог, Нина не хотела ввязываться в очередную аферу. Но у нее не оставалось выбора – ей нужен был кредит, а для получения кредита – документы.

– Знаете, Иржи, я все-таки поговорю с Лемуаном, – сказала Нина. – Трехсот долларов у меня, конечно, нет, но вдруг он согласится помочь в долг?

В былые годы Поль Мари Лемуан был первым забиякой Королевского летного корпуса. [18] Но в ноябре 1916 года, во время наступления при Сомме, он разбил свой аэроплан и потерял обе ноги.

Была жена, но куда-то делась. Родители: «Да, наверно, померли». Братья-сестры: «На черта я им сдался, безногий?»

Лемуан прибыл в Китай на роскошном пароходе, на новенькой коляске, с орденом на груди. Патриотки Монреаля затеяли лотерею в пользу инвалидов войны: Поль Мари получил главный приз – кругосветное путешествие.

В Шанхае он завалился в опиекурильни. Лайнер уплыл в Гонконг, коляска, орден и чемоданы – в руки торговцев зельем.

Пять лет Лемуан отирался по портовым кабакам, спекулировал контрабандой, торговал фальшивыми документами, вымогал у туристов деньги: «Мы за кого кровь проливали?!» Китайский плотник сделал ему протезы по картинке из журнала. Когда они слишком натирали, Лемуана носил на спине «бой» – одноглазый маньчжур с обгорелой рожей.

Жили вдвоем, в вонючей дыре с пыльным окошком. Посреди комнаты – старый резной буфет, тяжелый, как скала. За буфетом спал Одноглазый. А если не спал, то молился прокопченному будде – громко мычал и скрипел зу бами.

Китайцы рассказали Лемуану о русских кораблях под Усуном. У него сердце забухало, как отвязавшаяся ставня: вот он, шанс, другого не будет. Собрал деньги по друзьям-приятелям – клялся сгореть в аду, если не вернет долг.

Лемуан все правильно рассчитал: русские увидели доллары – и в голове у них помутилось. Оружие продали в пять раз дешевле настоящей цены. Лемуан боялся дышать – ну как спугнешь счастье?

Но повторить операцию не удалось. Как только в «Трех удовольствиях» узнали, что русские согласны торговать, к ним понеслись делегации ото всех окрестных князьков и генералов. У белогвардейцев было столько оружия – хоть вой ну начинай (что, собственно, и требовалось). Губернатор соседней провинции давно хотел отвоевать Шанхай: в иностранные концессии никто лезть не собирался, а вот Китайский город следовало прибрать к рукам. Шанхай – это таможня, порт, фабрики и, главное, подпольная торговля опиумом, на доходы от которой можно содержать войска.

Лемуана не занимал этот мышиный цирк. Он купил себе новые, настоящие протезы, а для маньчжура – стеклянный глаз, снял дом на улице Короля Альбера и нанял двух горничных – японку семнадцати лет и белобрысую шведку с грудями, как тыквы. Начальный капитал – великое дело: Лемуан ввязался в опасный, волнующий бизнес – торговлю оружием. И преуспел.

Но по вечерам его все равно тянуло в «Три удовольствия»: здесь он дрался, хватал девок за бока и жаловал доллар на опохмел пропойцам.

Нина понравилась Полю Мари. Он мог намекнуть русскому капитану, что она обжулила его на шестьсот долларов, но ведь дама только училась. С первой попытки ни в одном ремесле не добиться изящества.

– Ничего, обкатается – поумнеет, – сказал он маньчжуру после того, как высадил Нину в Шанхае. – Глазки у нее блестят – может, толк будет.

То, что она появилась в «Трех удовольствиях», обрадовало Лемуана. Красивая дама, да по нашу душу, да чтоб все видели – мило, мило…

Лемуан кланялся, как в былые времена. Когда гостья прошла в кабинет за сценой, он велел Одноглазому прикрыть дверь: дама делала серьезное лицо – без тайн не обойдется.

Лемуан как в воду глядел.

– Я не хочу говорить при слуге, – сказала Нина. – Пусть он выйдет.

Поль Мари покачал головой:

– Одноглазый никому ничего не разболтает.

– Он что, немой?

– Говорят, ему отрезали язык. Хотите убедиться? Одноглазый, раскрой пасть!

Смотреть Нина не стала – никакого любопытства к редкостям.

– Как вам Шанхай? – вежливо спросил Лемуан. – Процветаете? Или еще не успели?