У него и в мыслях не было специально избегать встречи с ней, но дела, связанные с переходом с поста вице-президента по маркетингу корпорации Коннелли к должности короля Алтарии, захлестнули его с головой. По закону страны наследник, в случае его отсутствия на территории государства, должен был прибыть на землю Алтарии без промедления, и теперь Дэниелу показались очень странными слова министра иностранных дел о том, что там еще не вполне готовы принять его. Пока что Дэниел решил подождать с вопросами, потому что в Чикаго оставалось еще много дел.
Заглянув в свой забитый до краев график в электронном органайзере, он увидел, что обеденное время на сегодня свободно, и набрал телефонный номер отеля, в котором остановилась Эрин.
— Это — Дэниел Коннелли, — сказал он, когда она взяла трубку.
— Благодарю за звонок, Ваше Величество, — произнесла она исключительно вежливым тоном.
— Извините, что так долго не звонил. Дел по горло. Сможете присоединиться ко мне за обедом? Я закажу пиццу, и мы сможем встретиться у меня.
Последовала долгая пауза.
— Что-то не так?
— Нет, сир, — в ее голосе ясно слышалась натянутость.
— Судя по вашему голосу, что-то определенно не так, мисс Лоуренс, — сказал он, почувствовав укол раздражения. — В чем дело?
— Я просто пытаюсь понять, насколько мне приличествует давать уроки протокола в Ваших личных апартаментах, сир, — ответила Эрин.
— Разве вы мне раньше не говорили, что нам нужно заниматься в спокойном месте без посторонних взглядов? — спросил он.
— Да, сир, но…
— Вам что, какая-нибудь дуэнья нужна?
— Конечно же, нет, сир, — в ее голосе послышался едва заметный вызов. — Я приеду к Вам на обед. В котором часу?
— Давайте попозже. В семь тридцать.
— Прекрасно, сир. Я буду у вас в семь тридцать.
Дэниел повесил трубку и тяжело вздохнул. В этот момент дверь кабинета открылась, и вошел его брат Бретт.
— Как дела, Ваше Величество? — спросил Бретт и ухмыльнулся. — Уже приступил к королевским обязанностям? — (Дэниел одарил брата мрачным взглядом.) — Пресса уже что-то пронюхала. Все жаждут интервью, и сдерживать их я смогу очень недолго.
Со своим врожденным красноречием Бретт был просто идеальным вице-президентом по связям с общественностью корпорации Коннелли. Он получал удовольствие не только от умения работать с прессой на благо своей фирмы, но и от способности по максимуму пользоваться репутацией плейбоя-холостяка, что за последние пару лет изрядно утомило Дэниела.
— Думаешь, Джастин готов вступить в мир маркетинга? — спросил Бретт.
Их брат Джастин был человеком строгих правил, настойчивым, ответственным, готовым двигаться дальше по карьерной лестнице корпорации Коннелли.
— Джастин сможет отлично заменить меня.
— Все мы будем очень по тебе скучать, но…
— …но не прихлопните меня дверью, когда я буду выходить, — закончил фразу Дэниел, скривив рот в усмешке.
Шла ли речь о спортивных соревнованиях или бизнесе, мужчин семьи Коннелли всегда связывали отношения, основанные на товариществе и в то же время соперничестве.
— Работал ты просто отменно, — сказал Бретт. — Но, не пойми неправильно, у меня всегда было чувство, что тебе хотелось чего-то другого. Думаешь, это как раз оно и есть?
Удивленный проницательностью брата, Дэниел кивнул.
— Думаю, да. Мне кажется, это судьба. Я всегда хотел сделать что-то важное, и не обязательно в мире текстиля.
— Этим алтарийцам чертовски повезло, что у них есть ты, — усмехнулся Бретт.
— Ну, не знаю. У меня такое чувство, что министр иностранных дел не особо жаждет моего приезда. Информацию, которую я запрашивал, он присылал не сразу, зато прислал свою дочь, — сказал Дэниел, не в силах скрыть легкую гримасу.
— Дочь? Это еще зачем?
— Изучение королевского протокола.
Бретт удивленно моргнул, а потом разразился смехом:
— Она будет пытаться научить тебя всему тому, чему ты пытался не научиться у мамы?
— И, я уверен, еще много чему, — Дэниел махнул рукой. — У меня на нее сейчас совершенно нет времени, но не хочется быть невежливым…
— Какая она?
— Чопорная и правильная, — сказал Дэниел и, подумав, добавил: — С шикарной фигурой.
Губы Бретта приподнялись в хищной ухмылке:
— Тогда, может быть, уроки принесут тебе еще какую-нибудь пользу?
Хоть перспектива исследовать в подробностях изгибы тела Эрин и была невероятно соблазнительна, Дэниел покачал головой:
— Не думаю. Никогда не видел женщины настолько непреклонной в желании сделать меня идеальным.
Пытаясь нажать локтем звонок в квартиру Его Величества, Эрин жонглировала большой коробкой пиццы, двумя увесистыми книгами по королевскому этикету и фотоальбомом, посвященным королевской униформе. Пиццу доставили к дверям высотки одновременно с ее приездом, и она любезно предложила передать ее.
Дэниел открыл дверь, и она вновь была поражена его ростом. Его глаза расширились в изумлении.
— Позвольте, я вам помогу…
Он протянул руки, чтобы взять тяжелые книги, как вдруг что-то большое, лохматое и коричневое выскочило из квартиры и налетело на Эрин. Девушка не удержалась и стала падать на пол.
— Джордан, фу! — крикнул Дэниел, и пес сразу же развернулся.
Колени Эрин ударились о каменный пол, и она почувствовала резкую боль, однако машинально стиснула пальцы на коробке с пиццей. В отчаянии она подумала, что ее лицо вот-вот должно удариться о пол или о коробку, но неожиданно ее подхватили чьи-то сильные руки.
Дэниел едва слышно выругался:
— Извините, — сказал он. — Он учуял пиццу и, что называется, слетел с катушек. За последнюю неделю здесь было столько людей, что пес теперь совершенно сам не свой.
Она почувствовала, что он с легкостью поднимает ее, как если бы она была пушинкой. Дэниел отнес ее на диван, и с удивительной остротой она ощутила прикосновение его мускулистой груди. Эрин не могла вспомнить, когда последний раз кто-нибудь, хотя бы тот же отец, носил ее на руках. Она почувствовала, что Дэниел пытается освободить коробку из ее крепко сжатых пальцев.
— Можете отпустить пиццу, — сказал он, хмурясь.
Все еще растерянная, она почувствовала, как краска приливает к ее щекам:
— О, прошу прощения, Ваше Величество.
Он удивленно посмотрел на нее:
— Странно, что вы не выронили коробку, когда в вас врезался Джордан.
Она моргнула.
— Полагаю, это подготовка, сир. Не теряй достоинства, а если все же потерял, то не урони поднос.