– Я тоже так думаю, – оптимистично ответила
я. – Что ж, не буду вам мешать, – попрощалась я и покинула дом.
Едва успев сесть в машину, я грязно выругалась, потом
покачала головой и потерла лицо руками.
– Ну и дерьмо, – пробормотала я отчаянно и вновь
покачала головой. Бешенство буквально переполняло меня, а оно, как известно, дурной
советчик. – Так, успокойся, – заговорила я вслух, потянулась к замку
зажигания, рука противно дрожала. – Успокойся, черт тебя дери.
В конце концов мне это удалось, машина плавно тронулась с
места, но проехала я не более двух кварталов. Я увидела джип Лялина и
притормозила. Он вышел мне навстречу, махнул рукой. Разговаривать в моей машине
он остерегался, и правильно, я теперь тоже поостерегусь. Я подошла к джипу со
стороны пассажира и села на переднее сиденье, Лялин устроился за рулем.
– Ну что? – спросил он насмешливо. – Поняла,
почему я советовал тебе жарить котлеты?
– Ты знал. С самого начала знал.
– Не знал. Догадывался, что развитие сюжета может быть
именно таким. Игнатов труп, его жена тоже. Компаньоны и наследники отсутствуют,
потому что теперь их просто нет. И вожделенная землица перейдет в надежные
руки.
– Да неужели из-за паршивого участка земли… – рыкнула
я.
Лялин хохотнул:
– Но-но, участок не паршивый, а золотой. Огромные
деньги, а когда речь идет об огромных деньгах…
– Я разговаривала с Игнатовым, он готовился к драке.
– Возможно, – кивнул Лялин, насмешки в его голосе
прибавилось. – Возможно, даже, что менты обратят внимание на кое-какие
нестыковки. Например, синяки на теле Игнатова. Не смотри так, я это к примеру
говорю. Возможно, и с ружьишком выйдут кое-какие накладки. Но кому это нужно?
Валерке? Этому по фигу. Твоего Вешнякова и близко к делу не подпустят, а наш
заботливый страж закона господин Николаев всегда отлично знает, в какую сторону
дует ветер, и держит по нему свой длинный нос. Этот все оформит в лучшем виде.
Только намекни, а ему уже намекнули. Протокольчики подчистит, инструктажик с
кем надо проведет и к весне получит генерала. Он спит и видит себя в белом
мундире. Теперь – главное. Зачем я здесь торчу битый час и тебя дожидаюсь?
– Зачем?
– Затем, чтобы по-отечески предостеречь.
– Лялин, – облизнув губы, пробормотала я.
– Я серьезно. Зная твой характер, здесь и караулю. Не
вздумай.
– Если ты мне поможешь… Он присвистнул.
– Один раз ты уже пыталась – и что? Забыла, как кишки
от страха сводит? А я не забыл. По мозгам задвинут так, что кровью блевать
начнешь. Я эту сволочь хорошо знаю.
– А меня ты знаешь?
– Еще бы, – недовольно хмыкнул он.
– Тогда скажи мне, мой старший товарищ, когда в городе
появился Лукьянов?
– Так я за ним не следил. Зачем мне твой
Лукьянов? – Я прямо смотрела на него, он отвел глаза и буркнул: – На
следующий день после первого убийства.
– А у меня он объявился гораздо позднее.
– Вчера вечером из гостиницы он съехал. Укатил в
Москву, стало быть. Даже на посту ГАИ отметился, номер машины занесен в
компьютер. Правда, можно в обход поста… Теперь у тебя дури поубавилось?
– Дури во мне сколько угодно. И характер паршивый, тут,
Олег, ты прав. Ладно, спасибо, покачу докладывать. Дед должен быть счастлив. –
Я распахнула дверь.
– Детка, – позвал он, – скажи мне, радостное…
Господи, ну зачем тебе все это?
– Фиг его знает, – честно ответила я. Лялин
отвернулся, видать, тошно ему было созерцать мою рожу. Я поспешно хлопнула
дверью.
Почти тут же мне позвонил Вешняков и буквально огорошил
новостью:
– Детка… тьфу ты, Ольга, короче, нашли Мещерякова.
– Любовника Ивановой?
– Ага.
– Что значит нашли? Живой, мертвый?
– Что ему сделается. Живее всех живых. Задержали на
вокзале по чистой случайности. Драку затеял, менты всех забрали. Ну, затем всех
отпустили и только потом увидели его фотографию у себя перед носом и очухались.
Хорошо, он не успел далеко уйти.
– Я еду к тебе.
– Давай.
Не успела я закончить разговор, как мобильный вновь
зазвонил. На этот раз я долго соображала, кто это, пока дама весьма
обстоятельно не рассказала о себе, припомнив также нашу единственную встречу.
Звонила та самая классная руководительница Серафимович и Ивановой.
– Ольга Сергеевна, может, я зря вас беспокою, но вы
тогда сказали, если что-то вспомню…
– Да-да, слушаю вас.
– У следователя, что приходил ко мне и расспрашивал, на
руке была татуировка в виде якоря. Я еще подумала, приличный мужчина…
Удивляюсь, как я могла о ней забыть? Соседский мальчик татуировку сделал, а
бабушка его мне об этом сегодня рассказала, она на внука очень сердилась. Вот я
и вспомнила, какая мне тогда в голову мысль пришла. Он, знаете ли, все рукав
одергивал, видно, стеснялся.
– Грехи молодости, – пробормотала я; простившись
со старушкой. – Выходит, Карпов. Вот сука… впрочем, почему же сука,
человек выполнял приказ, а приказ – это серьезно. Он дядька тоже серьезный и
ответственный.
Предаваясь размышлениям на эту тему, я полетела к Вешнякову.
Вид у него, когда он встретил меня, был слегка растерянным.
– Игнатов застрелился? – спросил он с порога.
– Ага.
– Сам? И записку оставил?
– Точно. “Я виноват”. Жену в упор и себе башку снес.
Кровищи… ужас.
– Виноват, значит… Что ж, не зря мы, то есть я хотел
сказать… Теперь и шофер отпираться не будет. Какой ему резон?
– Резон есть. Положим, никого он не убивал и свято
верит в то, что справедливость восторжествует.
– Ага. Я тоже верю. Надо за него браться по-настоящему.
– Неопровержимые доказательства его вины есть? Дело
можно передавать в суд?
– Нет, и что?
– Может, поищем доказательства невиновности?
– Ты вроде говорила, что в завязке, развязалась, что
ли?
Я выглянула за дверь, тщательно прикрыла ее, вернулась к
Вешнякову и тихо спросила:
– Ты очень хочешь быть полковником?