– Я шла, – тихо продолжала Алиса Лидделл, – по
цветущей лужайке и вдруг поскользнулась, потому что лужайка была мокрой от росы
и очень скользкой. Я упала. Сама не знаю как, но вдруг шлепнулась в море. Так я
думала, потому что вода была соленой. Но это вовсе не было море. Понимаете? Это
была огромная лужа слез. Потому что раньше-то я плакала, очень сильно плакала…
Так как испугалась и думала, что уже никогда не найду ни того кролика, ни той
норы. Все это разъяснила мне одна мышка, которая плавала в той же луже, потому
что, как и я, тоже случайно попала в нее. Мы вытащили друг дружку из этой лужи,
то есть немножко мышка вытащила меня, а немножко я вытащила мышку. Она, бедненькая,
вся была мокрая, и у нее был длинный хвостик… Алиса замолчала, а Арчи глянул на
меня с превосходством.
– Независимо от того, что думают об этом всякие там
коты, – проговорил он, выставляя на всеобщее обозрение два желтых
зуба, – хвост мыши есть фаллический символ. Этим объясняется, кстати
сказать, панический ужас, охватывающий при виде мыши некоторых женщин.
– Нет, вы и впрямь спятили, – убежденно сказала Алиса.
Никто не обратил на нее внимания.
– А соленое море, – съехидничал я, – возникшее из
девичьих слез, это, разумеется, доводящая до рыданий страсть по пенису? А, Ар
чи?
– Именно так! Об этом пишут Фрейд и Беттельгейм. В данном
случае особенно уместно привести Беттельгейма, поскольку он занимается детской
психикой.
– Мы не станем, – поморщился Болванщик, наливая виски в
чашки, – приводить сюда Беттельгейма. Да и Фрейд тоже пусть себе requisat
in pace*. Этой бутылки нам только-только хватит на четверых, comme il faut**,
никто нам тут больше не нужен. Рассказывай, Алиса.
лучше, оказалось, что это не лакей, а большая лягушка,
выряженная в лакейскую ливрею.
– Ага! – обрадовался Мартовский Заяц. – Вот и
лягушка! Земноводное влажное и склизкое, кое, будучи раздражено, раздувается,
растет, увеличивается в размерах! Так чего это символ, как вам кажется? Пениса
же! Вот чего!
– Ну конечно, – кивнул я. – А чего же еще-то? У
тебя все ассоциируется с пенисом и задницей, Арчи.
– Вы чокнутые, – сказала Алиса. – И вульгарные.
– Конечно, – подтвердил Дормаус, поднимая голову и
сонно глядя на нас. – Каждому известно. Ох, а она все еще здесь? За ней
еще не пришли?
Болванщик, явно обеспокоенный, оглянулся на лес, из глубин
которого долетали какие-то потрескивания и хруст. Я, будучи котом, слышал эти
звуки уже давно, еще прежде, чем они приблизились. Это не были Les Coeurs, это
была ватага блуждальниц, разыскивающих в траве чего бы поесть.
– Да, да, Арчи. – Я и не думал успокаивать Зайца,
который тоже слышал хруст и испуганно наставил уши. – Тебе надобно
поспешить с психоанализом, иначе Мэб докончит его за тебя.
– Так, может, ты докончишь? – пошевелил усами
Мартовский Заяц. – Ты как существо высшего порядка знаешь назубок
механизмы происходящих в психике процессов. Несомненно, знаешь, как получилось,
что умирающая дочка декана колледжа Крайст-Черч, вместо того чтобы отойти в
мире, не пробуждаясь от тяжкого сна, блуждает по Стране?
– Крайст-Черч? – Я сдержал удивление. – Оксфорд?
Который год?
– Тысяча восемьсот шестьдесят второй, – буркнул
Арчи. – Ночь с седьмого на восьмое июля. Это важно?
– Не важно. Подытожь свой вывод. Ведь он у тебя уже готов?
– Конечно.
– Сгораю от любопытства.
Болванщик налил. Арчи отхлебнул, еще раз глянул на меня
гордо, откашлялся, потер лапы.
* «Журнал для девочек» (англ.). ** да позволено будет
сказать (лат.).
***Жить не обязательно, фантазировать необходимо (лат.).
– Здесь мы имеем дело, – начал он торжественно и
высокомерно, – с типичным казусом конфликта ид, эго и суперэго. Как
известно уважаемым коллегам, в человеческой психике ид связан с тем, что
опасно, инстинктивно, грозно и непонятно, что увязано с невозможностью сдержать
тенденцию к бездумному удовлетворению стремления к приятному. Упомянутое
бездумное подчинение инстинктивному данная особа пытается – как мы только что
наблюдали – бездумно оправдать воображаемыми инструкциями типа «выпей меня» или
«съешь меня», что – разумеется, ложно, – должно бы изображать подчинение
ид контролю рационального эго. Эго же данной особы есть привитый ей
викторианский принцип реальности, действительности, необходимости подчиняться
наказам и запретам. Реальность есть суровое домашнее воспитание, суровая, хоть
внешне цветистая реальность «Young Misses Magazine»*, единственного чтива этого
ребенка.
– Неправда! – крикнула Алиса Лидделл. – Я еще
читала «Робинзона Крузо». И сэра Вальтера Скотта.
– Назло всем этим, – Заяц не обратил внимание на ее
выкрик, – безрезультатно пробует возвыситься неразвитое суперэго
вышеназванной и – sit licentia verbo** – наличествующей здесь особы. Меж тем
суперэго, даже зародышевое, является решающим в вопросе способности к
фантазированию. Поэтому-то оно пытается перевести происходящие процессы в
картины и образы. Vivera cesse, imaginare necesses est***, если уважаемые
коллеги позволят мне воспользоваться парафразой…
– Уважаемые коллеги, – сказал я, – скорее позволят
себе сделать замечание, что вывод, хоть в принципе теоретически правильный,
ничего не объясняет, а посему представляет собою классический случай
академической болтологии.
– Не обижайся, Арчи, – неожиданно поддержал меня
Болванщик. – Но Честер прав. Мы по-прежнему не знаем, каким образом Алиса
оказалась здесь.
– Потому как тупые вы оба! – замахал лапами
Заяц. – Я же говорю: ее занесла сюда переполненная эротизмом фантазия! Ее
страхи! Возбужденные каким-то наркотиком скрытые метания…
Он осекся, уставившись на что-то у меня за спиной. Теперь и
я услышал шум перьев. Услышал бы раньше, если б не его болтовня.
На столе, точнехонько между бутылкой с виски и чайником,
опустился Эдгар. Эдгар – ворон здешних мест. Эдгар много летает и мало болтает.
Поэтому в Стране он всем служит в основном в качестве курьера. На этот раз было
так же, Эдгар держал в клюве большой конверт, украшенный разделенными короной
инициалами «MR»*.
– Чертова банда, – шепнул болванщик. – Чертова
банда показушников.
– Это мне? – удивилась Алиса. Эдгар кивнул головой,
клювом и конвертом.
Алиса взяла было конверт, но Арчи бесцеремонно вырвал его у
нее из рук и сломал печать.
– Ее королевское величество Мэб и т.д. и т.п., –
прочитал он, – приглашает тебя принять участие в партии крокета, которая
будет иметь место быть…