Архангел - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Харрис cтр.№ 87

— Но в это никто не поверит...

— Еще как поверят. Он же настоящий психопат.

— Этот русский?

— Психопат и убийца. Вот почему я не захотел брать его с собой. Половина людей на том кладбище — его жертвы. И это далеко не все.

— Были и другие? — О'Брайен перестал жевать.

— Не менее пяти. Молодая норвежская пара и еще трое бедолаг — русских, которые начали вести себя не по правилам. Я нашел их документы, пока вы возились у реки. Их всех он заставил признаться в шпионаже, а потом застрелил. Уверяю вас, это тяжело больной человек. Молю Бога, чтобы никогда его больше не увидеть. И вам того же желаю.

О'Брайен, похоже, никак не мог проглотить кусок. Между зубов у него застряли кусочки рыбы. Он тихо сказал:

— Как вы думаете, что с ним будет?

— В конце концов его поймают. Закроют Архангельск, пока не найдут. И, честно говоря, я не стал бы их винить. Вы можете себе представить, на что пойдут люди, подобные Мамонтову, если найдут человека, который выглядит, как Сталин, говорит, как Сталин, да еще с документами, подтверждающими, что он сын Сталина? Уж они развернутся во всю ширь.

О'Брайен откинулся назад; он закрыл глаза, на его лице появилось выражение испуга, и Келсо, глядя на него, вдруг почувствовал беспокойство. В этой череде стремительно сменяющих друг друга событий он совсем забыл о Мамонтове.

Он перевел взгляд с О'Брайена на багажную сетку, где, запрятанный под курткой, лежал кожаный мешочек с тетрадью.

Ему хотелось все обдумать, но мысли не шли в голову. Мозги отказывались ему служить. Вот уже трое суток он как следует не спал: первую ночь просидел с Рапавой, вторую провел в камере московской милиции, третью — на шоссе по дороге в Архангельск. Он даже застонал от усталости. Единственное, на что хватило сил, — сбросить сапоги и кое-как расстелить постель.

— Я готов, — сказал он. — Утро вечера мудренее. О'Брайен ничего не ответил.

Из предосторожности Келсо запер дверь.

Прошло, наверное, еще двадцать минут, прежде чем О'Брайен нашел в себе силы пошевелиться. Келсо лежал, отвернувшись к стене, и плыл в пространстве, отделяющем сон от бодрствования. Он слышал, как О'Брайен снимал сапоги, вздыхал и устраивался на постели. Потом щелкнул выключатель настольной лампы и купе погрузилось в темноту, окрашиваемую в синеватый тон лампочкой над дверью.

Длиннющий состав, покачиваясь, медленно продвигался к югу через занесенные снегом равнины, и Келсо вскоре забылся тяжелым сном. Шли часы, и звуки поезда смешивались с неприятными сновидениями, навязчивым шепотом из соседних купе, шарканьем шлепанцев какой-то бабуси по коридору, далеким, едва слышным женским голосом из репродуктора, когда поезд останавливался ночью на промежуточных станциях: Няндома, Коноша, Ерцево, Вожега, Харовская, — с шумом входящих и выходящих людей, вспышками света на платформах, просвечивающими сквозь тонкие занавески, с беспокойным ворочаньем О'Брайена.

Он не слышал, как открылась дверь. Он просто почувствовал, как что-то проскользнуло в купе и что-то мягкое и тяжелое зажало ему рот. Глаза его приоткрылись, когда острие ножа уперлось ему в горло. Он попытался высвободиться, но рука придавила его вниз. Его руки точно онемели под простыней. Он ничего не мог разглядеть, но услышал голос, шепчущий ему прямо в ухо — настолько близко, что он ощущал горячую влагу чужого дыхания: «Товарищ, который бросает товарища, — это трусливый пес, и такие собаки должны умереть собачьей смертью, товарищ...»

Нож скользнул ниже...

Келсо мгновенно проснулся с криком, застрявшим в горле, широко открытыми глазами; простыня была смята в комок в его влажных ладонях. Мягко покачивающееся купе было пусто, синеватая тьма приобрела чуть серый оттенок. Какое-то время он не решался пошевелиться. Он слышал тяжелое дыхание О'Брайена, и когда наконец повернулся, то увидел его — болтающаяся голова, открытый рот, одна рука свесилась почти до пола, другая согнута и прижата ко лбу.

Пока прошла паника, миновало еще несколько минут. Он потянулся и приподнял угол занавески, чтобы посмотреть на часы. Он полагал, что еще середина ночи, но с изумлением увидел, что уже около семи. Он проспал целых девять часов подряд.

Келсо привстал, поднял занавеску повыше и тут же увидел плывущую на него ни с чем не соединенную голову Сталина, едва различимую в бледном свете возле железнодорожного полотна. Она появилась на уровне окна вагона и быстро уплыла назад.

Он продолжал смотреть в окно, но никого не увидел, только поросшую кустарником землю и чуть подсвеченные электрические провода, висящие между столбами; казалось, они прогибаются и поднимаются в такт движению поезда. Снега здесь не было, только холодная обесцвеченная пустота, уходящая в небо.

Очевидно, кто-то вывесил портрет Сталина, подумал он.

Келсо закрыл занавеску и опустил ноги на пол. Тихо, чтобы не разбудить О'Брайена, натянул резиновые сапоги и осторожно отворил дверь в пустой коридор. Посмотрел в обе стороны. Никого. Задвинул за собой дверь и направился в хвост поезда.

Он миновал один вагон, совершенно пустой, тоже мягкий, все время глядя на мелькающий за окном ландшафт. Следующий вагон был жесткий, плацкартный. Людей здесь ехало гораздо больше — полки в три уровня в открытых купе, а через проход еще ряд полок во всю длину вагона. Шестьдесят пассажиров. Повсюду распихан багаж. Люди сидят, позевывают с красными от недосыпа глазами. Другие храпят, им нет дела до бодрствующих пассажиров. Очередь в смрадный туалет. Мать меняет младенцу пеленки (в нос Келсо ударил резкий запах, когда он проходил мимо). Курильщики сгрудились у открытого окна в дальнем конце вагона. Резкий запах сигарет без фильтра. Сладковатый привкус холодного воздуха.

Он прошел четыре жестких вагона и был готов перейти в пятый, решив, что это будет последний и что он зря волнуется: должно быть, все это ему привиделось во сне.

Но вдруг перед ним возникла картина. Вернее, две картины, надвигающиеся на него: одна — Сталина, вторая — Ленина. Портреты высоко держала пожилая супружеская пара; увешанный медалями мужчина стоял на небольшом возвышении. Поезд медленно въезжал на станцию, и Келсо успел хорошенько рассмотреть этих людей — морщинистые задубелые лица, очень смуглые, изможденные. Через несколько секунд оба повернулись, их лица вдруг помолодели, они заулыбались и начали махать, кого-то увидев в вагоне, в который Келсо собирался войти.

Время замедлило ход в унисон поезду. Выстроившиеся в ряд железнодорожные рабочие в ватниках стояли, опираясь на ломы и лопаты, приветствуя кого-то поднятыми кулаками. Поезд полз вдоль платформы, в нем стало чуточку темнее. Келсо услышал звуки музыки, доносившиеся сквозь лязг тормозов. Звучал старый советский гимн:

— Партия Ленина, партия Сталина... — и за окнами проплыл небольшой оркестр, музыканты в светло-голубых формах.

Поезд остановился, издав пневматический вздох. Келсо увидел надпись «Вологда» на здании вокзала. Возбужденные люди толпились на платформе. Он открыл дверь в вагон и тут же прямо перед собой увидел русского, по-прежнему в отцовской форме, спящего на нижней полке шагах в десяти. Его чемодан лежал в багажной сетке над его головой. Вокруг образовалось пустое пространство: люди почтительно расступились и смотрели на него.