Империй - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Харрис cтр.№ 41

* * *

Я чувствую, что не в меру затянул свое повествование и его необходимо сделать более динамичным, иначе либо я умру, не доведя работу до конца, либо ты, читатель, захлопнешь эту книгу и отбросишь ее в сторону. Итак, позволь мне изложить события, происходившие в течение следующих четырех месяцев, очень кратко.

Цицерону приходилось работать еще более напряженно, нежели обычно. Первым делом по утрам он общался со своими клиентами. Это занимало немало времени, поскольку за время нашего отсутствия накопилось много судебных дел, которые требовали участия Цицерона. Вслед за этим он отправлялся либо в суд, либо в Сенат — в зависимости от того, какой из органов власти в это время работал. Находясь в Сенате, Цицерон держал голову низко опущенной, чтобы не привлечь к себе внимания Помпея Великого. Он боялся, что Помпей попросит его прекратить преследование Верреса, или не выдвигать свою кандидатуру на выборах эдила, или — того хуже — предложит свою помощь. В последнем случае Цицерон окажется обязанным самому могущественному человеку в Риме, а этого он стремился избежать всеми силами.

Только когда суды и Сенат закрывались на очередные праздники или каникулы, у Цицерона появлялась возможность переключить всю свою энергию на дело Верреса, сортируя улики, оттачивая аргументацию и натаскивая свидетелей. Их со стороны обвинения, то есть с нашей, набралось около ста человек, и, поскольку для большинства это был первый приезд в Рим, за ними нужен был глаз да глаз. Само собой, эта миссия выпала на мою долю. Я превратился в гида, а кроме того бегал за ними по всему городу, следя, чтобы они по наивности не исповедовались шпионам Верреса, не напивались и не ввязывались в драки. И должен вам доложить, что опекать тоскующих по дому сицилийцев — это тяжкий труд. Я испытал огромное облегчение, когда в Рим вернулся юный Фругий и пришел мне на помощь. Кузен Цицерона, Луций, оставался на Сицилии и продолжал отправлять в Рим свидетелей и новые улики против Верреса, но наконец приехал и он, и в один из вечеров Цицерон в сопровождении его и Квинта возобновил визиты к лидерам триб, пытаясь заручиться их поддержкой на предстоящих выборах.

Гортензий в это время тоже проявлял завидную активность. Он продолжал топить суд по вымогательству в вязком и никчемном процессе, используя в качестве своего рупора Дасиана. Его трюкам не было конца. Так, он вдруг стал проявлять невиданное раньше дружелюбие по отношению к Цицерону, сердечно приветствуя его, если они оказывались рядом в сенакуле, дожидаясь, когда соберется кворум. Поначалу это сбивало Цицерона с толку, но затем он выяснил невероятную вещь: Гортензий и его сторонники распустили слух, что Цицерон согласился принять огромную взятку, чтобы «похоронить» дело Верреса. Увы, многие в это поверили. Нелепые слухи дошли до наших свидетелей, живших в арендованных для них квартирах по всему городу, и те пришли в неописуемый ужас, переполошившись, как цыплята, завидев забравшуюся в курятник лису. Нам с Цицероном пришлось навестить и успокоить каждого из них. Когда в следующий раз Гортензий подошел к Цицерону, тот повернулся к нему спиной. Гортензий улыбнулся, пожал плечами и отошел. Ему-то что! С его точки зрения, все шло своим чередом.

Пожалуй, мне нужно рассказать немного подробнее об этом необычайном человеке — Короле Судов, как называли его сторонники, чье соперничество с Цицероном ярким заревом озаряло суды Рима на протяжении тридцати лет.

Фундаментом успехов Гортензия являлась его поистине феноменальная память. Он никогда не использовал записи, для него не составляло труда выучить наизусть четырехчасовую речь, причем для этого Гортензию не нужно было зубрить ее всю ночь напролет. Он обладал фантастической способностью с лету запоминать все, что говорили другие — хоть в своих выступлениях, хоть в ходе перекрестных допросов, и впоследствии он безжалостно хлестал оппонентов их собственными цитатами. Выходя на очередную судебную арену, он напоминал гладиатора, который орудует одновременно мечом, трезубцем, сетью и щитом.

В то лето ему исполнилось сорок четыре года. Вместе с женой, а также сыном и дочерью он жил в изысканном доме на Палатинском холме, по соседству со своим зятем Катуллом. Я бы сказал, что слово «изысканный» определяет все, что связано с Гортензием. Изысканные манеры, изысканная одежда, прически, благовония, непреодолимая тяга к изысканным вещам. Он никогда и никому не сказал грубого слова, но он обладал одним пороком — всепоглощающей жадностью, которая со временем разрослась до невероятных размеров. Дворец на берегу Неаполитанского залива, частный зверинец, винный погреб с десятью тысячами бочонков лучшего кьянти, плавающие в пруду угри, украшенные драгоценностями деревья, которые поливали вином. Гортензий был первым человеком, который подал на стол зажаренных павлинов. Эти истории были известны всему миру, и именно эта экстравагантность заставила Гортензия пойти на союз с Верресом, который осыпал его дождем подарков из награбленного (самым известным был сфинкс, вырезанный из цельного куска слоновой кости) и оплатил его кампанию по избранию консулом.

Выборы консулов должны были состояться в двадцать седьмой день июля, а на двадцать третий день того же месяца суд по вымогательству принял решение снять с бывшего наместника Ахайи все обвинения. Цицерон оставил работу над речью и поспешил на форум, чтобы лично выслушать решение суда. Объявив его, Глабрион заявил, что слушания по делу Верреса начнутся на третий день августа.

— И надеюсь, выступления на этом процессе будут менее многословными, чем на предыдущем, — добавил претор, обращаясь к Гортензию. В ответ тот только улыбнулся.

Осталось только определить состав суда, что и было сделано на следующий день. По закону он должен был состоять из тридцати двух сенаторов, избранных с помощью жребия, причем защита и обвинение имели право отвести по шесть кандидатур. Однако даже после того как Цицерон, воспользовавшись этим правом, отвел шестерых самых рьяных своих оппонентов, ему предстояло иметь дело с крайне враждебным по отношению к нему жюри, в состав которого вошли — куда же без него! — Катулл, его протеже Каталина, один из старейшин Сената Сервилий Ватиа Изаурик. В числе судей оказался даже Марк Метелл. Помимо этих бескомпромиссных аристократов нам надо было вычеркнуть из списка таких прожженных циников, как Эмилий Альба, Марк Лукреций и Антоний Гибрида, поскольку они бы неизбежно продались тому, кто больше заплатит, а Веррес мог распоряжаться любыми суммами.

Вряд ли я в полной мере понимал смысл уподобления того или иного человека кошке, съевшей чужую сметану, пока не увидел лицо Гортензия в тот день, когда судей привели к присяге. Он буквально олицетворял собой это образное сравнение. Соперник Цицерона был уверен, что теперь-то пост консула у него в кармане, а вместе с ним — и оправдание Верреса.

Последовавшие за этим дни выдались для Цицерона самыми тревожными. В день консульских выборов он находился в столь глубоком унынии, что насилу заставил себя отправиться на Марсово поле и проголосовать. Но, что делать, ему приходилось быть на виду и симулировать политическую активность.

В исходе голосования никто не сомневался. За спинами Гортензия и Квинта Метелла стоял Веррес со своим золотом, их поддерживали аристократы, а также сторонники Помпея и Красса. Но несмотря на все это, в городе царила атмосфера состязания. После того как, провозглашая начало выборов, прозвучали трубы и на холме Яникул взвился красный флаг, по улицам города, под ярким утренним солнцем, людские потоки потекли по направлению к урнам для голосования. Во главе своих сторонников шли кандидаты на высокие посты. Торговцы выставили вдоль дорог лотки, на которых громоздились как еда, так и несъедобная всякая всячина: сосиски и кувшины с вином, игральные кости и зонтики от солнца. Одним словом, все необходимое, чтобы весело и сытно провести день.