Империй - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Харрис cтр.№ 24

— Нет, — бормотал Цицерон, читая одну бумагу за другой, — Веррес правит не провинцией. Он правит вполне сформировавшимся криминальным государством.

С согласия трех сицилийцев я сложил свитки, спрятал их в окованный железом сундук и запер его на замок.

— Очень важно, друзья мои, — сказал им Цицерон, — чтобы до поры ни слова об этом не просочилось наружу. Пока же продолжайте собирать свидетельства и показания, но, пожалуйста, делайте это скрытно. Веррес многократно прибегал к практике устрашения, не брезговал и насилием, и можете быть уверены: чтобы защитить себя, он использует все это снова. Мы должны застать мерзавца врасплох.

— Значит ли это, что ты поможешь нам? — дрожащим от волнения голосом осведомился Стений.

Цицерон посмотрел на него, но ничего не ответил.

* * *

В тот же день, но несколько позже, вернувшись домой с очередного судебного заседания, сенатор уладил ссору с женой. Он отправил юного Соситея на цветочный рынок, приказав ему купить роскошный букет, а затем вручил его маленькой Туллии, торжественно велев ей отнести цветы матери и сказать, что это — дар от «неотесанного провинциального поклонника». «Запомнила? — переспросил он дочку. — От неотесанного провинциального поклонника!»

Девочка с важным видом скрылась в комнате Теренции, и, я думаю, прием Цицерона сработал, поскольку вечером по настоянию хозяина дома кушетки были перенесены на крышу и вся семья ужинала под звездным небом, а в центре стола, на самом почетном месте, стояла ваза с теми самыми цветами.

Я знаю об этом, поскольку, когда трапеза подходила к концу, Цицерон неожиданно послал за мной. Ночь была настолько безветренной, что пламя свечей даже не колебалось. Смешиваясь со сладким запахом цветов, из долины доносились звуки ночного Рима: едва уловимая музыка, обрывки голосов, крики ночного сторожа с Аргилета, далекий лай собак, спущенных с цепи на Капитолийской триаде. Луций и Квинт смеялись какой-то сальной шутке Цицерона, и даже Теренция, не сумев удержаться от смеха, кинула в мужа салфетку и сказала ему, чтобы он прекратил свои пошлости. Примирение было полным. Помпонии, к счастью, не было. Она отправилась в Афины навестить брата.

— А, — проговорил Цицерон, увидев меня, — вот и Тирон, самый одаренный политик из всех нас. Теперь я могу сделать свое заявление. Я посчитал, что Тирон тоже должен услышать его. Итак, слушайте все! Я принял решение баллотироваться на пост эдила.

— О, замечательно! — воскликнул Квинт, решив, что это — новая шутка Цицерона. Потом он посерьезнел, перестал смеяться и заявил: — Но это не смешно.

— Будет смешно, если я выиграю.

— Но ты не можешь выиграть. Ты слышал, что сказал Помпей. Он не хочет, чтобы ты выдвигал свою кандидатуру.

— Не Помпею решать, кому быть кандидатом, а кому — нет. Мы — свободные граждане и вольны самостоятельно принимать решения. Я решил бороться за пост эдила.

— Но зачем бороться, если заранее известно, что ты проиграешь, Марк? Это бессмысленный героизм, в который верит только Луций.

— Давайте выпьем за бессмысленный героизм! — предложил Луций, поднимая кубок.

— Но мы не сможем выиграть, если Помпей и его сторонники будут против нас! — не отступал Квинт. — И какой смысл бесцельно злить Помпея?

В ответ на это Теренция едко заметила:

— После вчерашнего более логично было бы спросить: «Какой смысл бесцельно искать его дружбы?»

— Теренция права, — кивнул Цицерон. — Вчера он преподал мне хороший урок. Предположим, я буду ждать год или два, ловя каждое слово Помпея и выполняя поручения в надежде завоевать его дружбу. Мы все видели таких людей в Сенате. Они стареют в ожидании того дня, когда будут выполнены данные им обещания. От них остается одна оболочка, и они сами не замечают, как наступает день, когда они остаются у разбитого корыта. Я скорее уйду из политики прямо сейчас, нежели позволю, чтобы подобное произошло со мной. Если ты хочешь ухватить власть за хвост, это нужно делать в подходящий момент. Мой момент настал.

— Но как это сделать?

— Выступить обвинителем против Верреса и преследовать его в судебном порядке за вымогательство и злоупотребления.

Вот оно! Я с самого утра знал, что это случится, и Цицерон — тоже, но он хотел сообщить об этом в определенной ситуации. Я никогда прежде не видел его настроенным столь решительно. Он выглядел как человек, который ощущает в себе силы вершить историю. Никто не произносил ни слова.

— Что это у вас вытянулись лица? — с улыбкой осведомился Цицерон. — Ведь я еще не проиграл. И, уверен, не проиграю. Сегодня утром меня посетили сицилийцы, которые собрали убийственные свидетельства относительно злодеяний Верреса. Не так ли, Тирон? Мы поместили их под замок в моем кабинете. И после того как мы выиграем — только подумайте, я в открытом судебном заседании одерживаю верх над Гортензием! — раз и навсегда закончится вся эта чушь о «втором из двух самых лучших в Риме адвокатов». Если мне удастся осудить человека столь высокого ранга, я согласно существующей традиции уже на следующий день стану претором — и тогда конец прыганью на задней лавке Сената в надежде получить слово. Это настолько укрепит мои позиции и возвысит меня в глазах римлян, что избрание на пост эдила мне обеспечено. Но самое главное в том, что это сделаю я сам, Цицерон, не прося о помощи никого, и уж тем более Помпея Великого.

— Ну а если мы проиграем? — спросил Квинт, к которому только сейчас вернулся дар речи. — Ведь мы же защитники, а не прокуроры. Мы никогда не выступали в качестве обвинителей. Ты же сам говорил: защитник обретает друзей, обвинитель — только врагов. Если ты не сумеешь раздавить Верреса, вполне вероятно, что со временем он станет консулом, и тогда не успокоится до тех пор, пока не раздавит нас.

— Это верно, — согласился Цицерон. — Если хочешь убить опасного зверя, это нужно сделать с первого удара. Но разве ты не понимаешь? Победив Верреса, я получу все: высокое положение в обществе, славу, пост, титул, власть, независимость, огромное количество клиентов в Риме и Сицилии. Это откроет мне дорогу к должности консула.

Впервые на моей памяти Цицерон столь откровенно признался в своих непомерных амбициях и произнес заветное слово: КОНСУЛ. Для любого человека, посвятившего себя политике, это было апофеозом, пределом мечтаний. Само летоисчисление определялось по консулам, их имена были начертаны на всех исторических документах и краеугольных камнях. Консульство фактически дарило человеку бессмертие. Сколько дней и ночей со времени своей неуклюжей юности грезил этим Цицерон, холя и лелея эту мечту, как самое драгоценное сокровище? Иногда бывает так, что открывать свои мечты другим раньше времени — глупо. Скептицизм и насмешки окружающих могут убить надежду раньше, чем она сбудется. Но часто бывает наоборот: рассказать о своей мечте в подходящий момент помогает увериться в ее осуществимости. Именно это произошло той ночью. Произнеся слово «консул», Цицерон словно посадил на наших глазах семя, и теперь мы должны были с восхищением наблюдать за тем, как оно произрастает. В тот момент мы взглянули на блистательную фигуру Цицерона его собственными глазами и поняли его правоту: если он победит Верреса, появится реальная возможность того, что — при наличии определенной удачи — ему удастся преодолеть путь, ведущий к вершине.