Протоколы Сионских Мудрецов - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Тарн cтр.№ 20

Сеня, прочитав, рассмеялся: «На свободу — с чистой совестью…» Потом, отсмеявшись, добавил: «Знаешь, Сашка, не будь я с тобой знаком, я бы подумал — ну и сука… Но поскольку я с тобой знаком, то и думаю я иначе. Ты не сука, ты — просто мудак…»

На Сеню обижаться было не принято, Сашка и не обиделся. В эти недели он жил в каком-то исступленном опьянении своей новой жизнью, новыми знакомствами, новыми возможностями. Его стали приглашать на телевидение, брать интервью, спрашивать его ученое мнение по всевозможным поводам; он определенно становился величиной всеизраильского значения.

«Вот видишь, как просто стать звездой, — язвительно говорила мужу Катя. — Достаточно всего-лишь ссучиться. Погоди, его еще и на хлебную должность пристроят, попомни мое слово.»

«Ты несправедлива, Катюня, — возражал Шломо. — Можно утверждать, что Сашка заблуждается. Можно сомневаться в правильности его логики. Одно для меня несомненно — он искренен. Да, он поменял свои убеждения. Ну и что? Разве это преступление? Человеку свойственно ошибаться, верно? Значит, человеку свойственно менять свои убеждения. Разве не так? Во всяком случае, я уверен, что Сашка сделал это в результате мучительного внутреннего развития, а вовсе не для всех этих коврижек.»

«Не смеши меня Славик, — отвечала Катя. — Футы-нуты — мучительное внутреннее развитие… Я щас прямо заплачу… Кризис переходного возраста у твоего Сашеньки. Помноженный на общую природную мудаковатость. Прибавь к этому бабу его страшную, которую он и не любил-то никогда. Конечно, не любил — что ты за голову хватаешься… Он тогда программу отъезда выполнял, если ты помнишь: покупал пианино, стоял в очереди на мотоцикл, учился вождению и искал жену.»

«Ради Бога, Катя, — стонал Шломо. — При чем тут жена и мотоцикл?»

«Конечно, — уверенно продолжала Катя, гремя посудой в раковине. — Конечно. И вообще, знаешь, что я тебе скажу?» Она решительно поворачивалась к мужу, вытирая руки кухонным полотенцем с петухами:

«Просто за время своего диссидентства он привык мелькать в центре событий. Эмиссары из-за бугра, топтуны под окнами, видики на продажу, запретлит пачками, шубы с сапогами, адреналин — ведрами… Он на эту жизнь подсел, как на иглу. Он с тех пор нормально жить не может, инвалид хренов. Жертва диссидентства.»

«Как ты можешь так говорить? — Шломо пускал в ход последний козырь. — Если бы не героические усилия таких, как Сашка, мы бы еще сидели с тобой в тоталитарном Союзе. Это они разрушили Систему, такие вот сашки…»

«Сам-то ты в эту чушь веришь? — презрительно парировала Катя. — Бодались телята с дубом, а теперь говорят, мол, это мы его завалили… Смех, да и только.»

«Что ж, по-твоему, он сам упал, этот дуб?»

«А может и сам… А может, ему снизу корни съели. Кто съел? — а черт его знает. Может, мы с тобой, Славик, и съели. В одном я уверена — телята эти бодливые тут не при чем. Какой с мудаков прок?»

Шломо смолкал, подавленный катиным напором. За всю их долгую совместную жизнь ему удалось победить в споре с Катей лишь однажды, когда, еще до свадьбы, он убеждал ее не делать аборт. Да и то, если говорить честно, большой его заслуги в том не было — скорее всего, она тогда сама, вполне сознательно, дала себя уговорить…

* * *

Шломо услышал спор еще с лестничной площадки. Кричал, конечно, Сашка; Сеня отвечал ему вполголоса, лениво растягивая предложения и интенсивно расчесывая правой рукой левую щеку.

«Промывка мозгов? — возмущенно вопрошал Сашка. — А у нас мозги не промыты? У него, — он ткнул пальцем в кстати подвернувшегося Шломо. — У него мозги не промыты? Мы, выпускники сталинско-брежневских университетов, как же мы любим похваляться нашим иммунитетом к промывке мозгов! Мол, мы-то стреляные воробьи, нас-то на мякине не проведешь… Только лажа это все, вранье. Конечно, насчет «партия наш рулевой» или, скажем, — он пощелкал пальцами, подыскивая пример. — Скажем…»

«Слава КПСС! — пришел к нему на помощь Шломо. — Все на уборку урожая! Генетика — продажная девка империализьма! Из всех искусств важ…»

«Во-во, — прервал его Сашка. — На все это дерьмо у нас, конечно, иммунитет имеется, кто же спорит. Но, тем не менее, мозги у нас промыты плотно и основательно. Вот ты скажи, — обратился он к улыбающемуся Шломо. — Как насчет защиты Отечества, подвига во имя Родины… Это все как — хорошо? Плохо? Нет, ты скажи, не стесняйся…»

«Да не стесняюсь я, что ты, право, как петух какой-то на меня наскакиваешь, — отодвинул его Шломо, все еще улыбаясь. — Конечно, защита Отечества — это хорошо. Только при чем тут промывка…»

«Ага! — торжествующе вскричал Сашка, как будто поймав его на чем-то. — Ага! Ты видишь, Сенечка? Промыты мозги, промыты… Десятилетия советской пропаганды не прошли даром! Не зря все эти падлы, все эти ждановы-сусловы работали; вот тебе результат! Отечество-хренечество… родина-уродина… Хрень это все, поймите. Одна есть в этом мире ценность — человек. Все остальное — чушь, шелуха, газетный блеф; всем остальным можно подтереться, если, конечно, не боитесь жопу запачкать…»

«Возможно и так, — лениво ответил Сеня и потянулся за сигаретой. — Возможно и так… Только пропаганда этой твоей позиции — тоже промывка мозгов. Хотя и в противоположном направлении. Мол, гуманизм, свобода личности, самореализация, геи с лесбиянками, все люди братья… Впрочем, «все люди — братья» звучит как-то по-шовинистски, правда? Ладно, не тушуйся, брат, давай заменим это на «все негры — сестры»… Что, тоже плохо? Ну не знаю…»

«Хорошо, — согласился Сашка. — Насчет промывки я с тобой согласен. Только промывка промывке рознь. Мы противопоставляем фашистскому ура-патриотическому засиранию мозгов свою спасительную гуманистическую промывку. Мы ж вас спасаем, дураков…»

«Мы — это ты со Слизняком?» — насмешливо осведомился Сеня и пустил в потолок струю дыма.

«А хоть бы и так, — с вызовом ответил Сашка. — И, кстати, у этого вполне достойного человека есть фамилия, так что ни к чему называть его этим мерзким прозвищем, в особенности, когда он не может тебе ответить.»

Шломо насторожился: «При чем тут Слизняк, Сеня?»

Так на их внутреннем жаргоне именовался некий депутат кнессета левой ориентации, создавший несколько лет тому назад организацию под скромным названием Институт Демократического Плюрализма. Прозвище «Слизняк» ему дала Катя на заре его не слишком долгой парламентской карьеры, когда политические пристрастия новоиспеченного депутата еще не вполне просматривались.

«За что ты его так невзлюбила, Катя? — удивлялся тогда Шломо. — Он выглядит не хуже других «русских». Зато как на иврите чешет!»

«Скользкий он какой-то, — уверенно отвечала Катя. — ты только на рыло его масляное глянь. Иуда-иудой…»

Шломо ухмылялся: «Катюня, Иуда — весьма распространенное еврейское имя…»

Зато потом, когда выяснились источники финансирования слизнячного Института, катиному торжеству не было предела. Слизняк брал бабки у вполне определенных людей из Европейского Союза, не скрывавших своих откровенно-проарабских настроений. Более того, документированной задачей финансирования было целенаправленное влияние на «русскую» общину Израиля в «нужном», с точки зрения европейцев, направлении. Из того же кармана шли деньги другим израильским левым организациям и, в основном, — арафатовской автономии.