Бог не играет в кости - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Тарн cтр.№ 47

Французы стали щелкать наручниками, а мы с Верне пошли назад, на свой пост, где у нас еще оставался шнапс и чудесная бернская колбаса на закуску.

— Видал, как этот щенок смотрел? — спросил я Верне, когда мы разлили по стаканчикам. — Небось, французская тюряга похуже нашей будет. И харчи не те.

Верне аж поперхнулся.

— Какая тюряга, Йозеф? Да что они — дураки? Тащить на себе эту падаль десять километров, да еще и по горам? Подумай сам: ты бы потащил?

Я не сразу понял, что он имеет в виду, но тут раздался первый выстрел, а за ним еще два.

Их отвели совсем недалеко — ровно настолько, чтобы не выказывать неуважения к дружественной границе. Когда я вскочил и выглянул из-за камня, там была целая суматоха. Женщина и обе девочки уже лежали на земле. Три выстрела. Зато мальчик боролся отчаянно. Даже на таком расстоянии было видно, как маленькая фигурка наскакивает на полицейских, отлетает, отброшенная ударом, и снова бросается в драку. Видимо, я машинально потянулся за винтовкой, потому что Верне сказал у меня за спиной:

— Брось, Йозеф. Отсюда в такого мальца не попадешь. Да они и сами справятся.

Конечно, они справились сами, господин судья.

Я вернулся туда вечером, один, чтобы никто не видел, как я нарушаю границу. Тела уже закоченели, их было трудно ворочать, хотя и полегче, чем туши в холодильнике. Лицо оказалось склевано только у мальчика. Девочек и женщину застрелили в спину, и оттого они лежали ничком. Он же погиб, сражаясь. Я сложил их в неглубокую расщелину, набросал земли. Обе руки сбил, пока наскреб несколько горсточек. Разве в горах чего накопаешь? А потом завалил камнями — вот уж этого добра там, слава Богу, хватает. Домой возвращался уже в темноте. Но в Лефлоне повсюду глаза. Наверняка кто-нибудь да углядел мою лопату.

С тех пор я думал о них несколько недель, не переставая. Мне не в чем себя упрекнуть, господин судья. Я давал присягу. Я выполнял ее, как честный человек. Я действовал, как положено, согласно инструкции. Я не знал, что веду их на смерть. Не знал! Возможно, если бы знал, то все повернулось бы по-другому. Почему же тогда они сидели у меня в голове, как заноза? Я засыпал, видя перед собой обращенные внутрь глаза той женщины. Меня мучили кошмары. Я просыпался на рассвете от ненавидящего взгляда мальчика. Я ничего не мог с собой поделать. Ничего.

Возможно, все было бы иначе, будь моя фамилия Верне, а не Швайншафер. Человек с моей фамилией не может чувствовать себя плохим. Такую фамилию возможно носить только с гордо поднятой головой. И я всегда ходил с гордо поднятой головой. Я держал себя за хорошего пастуха и честного человека. Честного. Я потому это так часто повторяю, что для меня очень важно знать, что я честный, господин судья. Важнее, чем любому другому. Думаю, там-то и надорвалось что-то, в этом знании… что-то треснуло. Но время все лечит. В конце концов и я успокоился. Отвязались от меня те мертвецы. Пост с перевала я снял, на всякий случай. Верне, как узнал, так посмотрел косо, но смолчал. А я этот взгляд запомнил. Теперь надо было держать ухо востро. Свинья-баламут явно готовилась вонзить мне клыки в спину при первом же удобном случае.

Короче, я потихонечку приходил в себя. Дурь, она работой выбивается. Вот я и работал. Дровишки на зиму, хозяйство… без жены трудно деревенскому человеку. Тогда, помню, окончательно решил жениться по весне. Ноябрь стоял теплый, хотя заморозки уже подходили, спускались по ночам с горы Корнетт. Тогда-то он и попался моим парням, этот самый Йозеф, о котором вы спрашивали. Привели его ко мне чуть живого. Нет, от холода. Бить я уже после первого раза запретил строго-настрого. Потому как — не по инструкции. И вот стоит он передо мной, зуб на зуб не попадает. Грудь цыплячья, курточка коротенькая, городская, штиблеты на картонном ходу.

— Ты, — говорю, — откуда такой, горемыка?

А он только зубами стучит. Время к ночи подходило, в Мартиньи ехать поздно. Вот я и говорю своим ребятам:

— Вы, — говорю, — идите пока по домам. Спасибо за службу. А нарушителя я сам посторожу. Посидит у меня ночку в сарае, а утречком отвезу с Божьей помощью.

Завел бедолагу домой, в тепло, усадил за стол, налил полстакана грушевого шнапса — пей! Ну выпил он, отогрелся. А теперь, говорю, рассказывай.

А он говорит: — Что я такого могу вам рассказать, чего бы вы не знали?

Умничает, значит. Месяца два назад я бы его за это… а теперь — нет. Теперь мне непременно понять нужно было, кровь из носу.

— Все, — говорю, — рассказывай. С самого начала. Время есть.

Но он молчал, господин судья. Молчал и ни капельки не боялся.

— Ладно, — сказал я тогда. — Не хочешь, как хочешь. Давай тогда посмотрим твои бумажки. Может, они чего расскажут.

И он сразу так напрягся. «Эх, — думаю я про себя. — Чего ж ты напрягаешься-то, глупыш? Как будто я не знаю, что документы у тебя фальшивые».

Бумаженции лежали у него в потертом кожаном бумажнике. Ребята отобрали во время первого обыска. Паспорт был мне незнаком. Я до того видал только наши паспорта да французские.

— Это ж какой страны паспорт? — спрашиваю.

— Бельгия, — говорит. — Паршивое место.

Спокойно так говорит, с облегчением даже. «Нет, — думаю. — Не паспорт тебя беспокоит. Что-то другое».

— Ладно, — говорю, а сам по паспорту читаю. — Эрик ван дер Нимен. Двадцать второго года рождения. Ты, — говорю, — парень, когда в следующий раз решишь чужим паспортом пользоваться, смотри, чтоб хотя бы возраст соответствовал.

Потому что, господин судья, по фотографии там еще можно было обнаружить некоторое сходство, хотя и с очень большой натяжкой. Но возраст явно не соответствовал. По паспорту выходило двадцать, а на вид нарушителю никак нельзя было дать меньше тридцати пяти.

Он усмехнулся. — Возраст как раз соответствует. Мне двадцать один год, господин офицер. В феврале будет двадцать два. Хотя, навряд ли.

«Ври, ври, — думаю. — В деревенской полиции тоже не совсем дураки сидят».

Кладу паспорт на стол и начинаю разбирать остальные бумажки: продовольственные карточки, водительские права, справки всякие — и все это добро, представьте себе, на разные имена! На что, — думаю, — этот фальшивый Эрик рассчитывал?

Сижу я, значит, перекладываю бумажки из кучки в кучку, и тут доходит очередь до письма. То есть я сразу не понял, что это письмо. На первый взгляд, оно просто выглядело сложенным в несколько раз листком желтой линованной бумаги, какую иногда используют для всяких анкет или бланков. А на самом деле это конверт оказался такой, самодельный, а в конверте — еще один листик, исписанный очень красивым женским почерком — крупным, округлым, с легким наклоном вправо. И вот, значит, только я за письмо это взялся, так парня прямо как током ударило. Вот оно, откуда напряжение-то взялось! Ага… — думаю.

И говорю ему, строго так говорю: «Ты, — говорю, — Эрик-переросток, лучше сиди тихо, не рыпайся. Я человек терпеливый, но всему есть предел».