Поздний звонок - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Абрамович Юзефович cтр.№ 15

– Большой талант имеет право пренебречь низкой правдой жизни, – усмехнулся Нейман.

Свечников стал читать дальше.

Напомнив морю о своих перед ним заслугах, солнце потребовало ответной благодарности:

Справедливо будет, море,

Коль отдашь за это мне

То сокровище, что скрыто

В твоей синей глубине.

Море мгновенно сообразило, о чем речь. Ответ его был вежлив, но непреклонен:

Всё отдам тебе, светило,

Рыб, кораллы, жемчуга.

Не отдам тебе лишь кортик

Адмирала Колчака!

– Неизвестно еще, Осипов это или нет, – сказал Свечников.

– Он, – заверил Караваев. – Многие правые эсеры сотрудничали с Колчаком. Допустим, вы этого не знали, но вот еще один факт. Выступая на выпуске пехкурсов, вы говорили, будто пятиконечную звезду, символ братства рабочих пяти континентов, мы, коммунисты, позаимствовали у эсперантистов, только перекрасили из зеленого в красный. Говорили?

– Ну, говорил.

– И зачем врали?

– Я не врал. Три года назад Крыленко предложил, и Ленин принял.

– Какой Крыленко? Нарком юстиции?

– Да, он бывший эсперантист.

– Откуда такие сведения?

– Не знаю. Все знают.

– Кто – все? За одну эту пропаганду на вас можно дело заводить, а вы еще со шляхтой переписываетесь. Нет, скажете?

Свечников понял, что имеется в виду, и терпеливо объяснил, что клуб «Эсперо» состоит в переписке с рядом зарубежных эсперанто-клубов, лично он писал в варшавский клуб «Зелена гвязда». Содержание письма – призыв к эсперантистам с родины доктора Заменгофа бороться за прекращение интервенции против Советской России.

– Кто, – спросил Нейман, – у вас главный?

– Военврач Сикорский. Нового председателя правления будем выбирать через неделю.

– И кто кандидаты?

– Сикорский, Варанкин и я.

– А как у вас организована переписка?

– В централизованном порядке. Письмо не может быть сдано на почту без клубной печати. Текст пишется в двух экземплярах, копия остается в архиве.

– Что изображено на печати?

– Звезда в круге и надпись эсперо.

– Письмо на эсперанто с такой печатью обнаружено при обыске на петроградской квартире Алферьева, – сообщил Нейман.

Он слез с подоконника, достал из караваевской папки несколько листков с блеклой машинописью и подал Свечникову.

Страницы густо пестрели нарисованными от руки чернильными звездочками. Повторяясь внизу, под чертой, они отсылали к сочинениям Заменгофа, где, видимо, подтверждалась мысль автора, не способная двигаться дальше без этих подпорок.

– У вас в клубе есть пишущая машинка с латинским шрифтом?

– Нет. Ищем.

– Странно… И о чем здесь говорится?

– Вопрос чисто теоретический. Обсуждаются правила передачи на эсперанто русских и польских имен собственных.

– Верно, – признал Нейман. – В Питере мне сказали то же самое.

– Проверочку мне устроили?

– Служба такая. Это может быть шифр?

– Вряд ли.

– Вас не удивляет, что письмо без подписи?

– Если оно отправлено через клуб, подпись необязательна. Достаточно печати. Она свидетельствует, что в письме выражено общее мнение членов клуба.

– У кого хранится печать?

– У Сикорского.

– В копии, которая остается в архиве, имя автора указывается?

– Как правило, да.

– Это письмо лежало в конверте с обратным адресом клуба «Амикаро». Знаете такой?

– Да, петроградский клуб слепых эсперантистов.

– Оттуда его и переслали Алферьеву. Когда-то Алферьев вел там кружок мелодекламации, он бывший артист. К сожалению, клуб этот уже не существует, все его активные члены не пережили двух последних зим. Кто из них переправил Алферьеву письмо, установить не удалось. В Питере наши сотрудники допросили Казарозу, она заявила, что о муже ничего не знает, они расстались еще осенью. Соседи показали, что он с ней не жил. Мы ей поверили и вдруг узнаём, что она засобиралась в гастрольную поездку на Урал, хотя больше года перед этим нигде не выступала. Других известных артистов в труппе нет, гонорар обещали на месте выдать продуктами. Это, конечно, неплохо, но не крупой же она соблазнилась! Похоже, ее привлек маршрут поездки.

– Думаете, Алферьев скрывается у нас в городе? – догадался Свечников.

Нейман снял с полки какую-то брошюру, полистал, нашел нужную страницу и, ладонями прикрыв текст вверху и внизу, так что между ними остался единственный абзац, показал его Свечникову. Это был пункт номер семь из секретной, видимо, инструкции по производству дознания. Он гласил: «При допросе следователь должен задавать вопросы строго обдуманные, но отнюдь не посвящать обвиняемого или подозреваемого в те данные, которые уже имеются налицо».

– Как видите, я позволил себе лишнее, – улыбнулся Нейман. – Вы теперь знаете то же, что и мы. Почему-то я вам доверяю. Еще несколько вопросов, и вас отпустят… Сколько вы вчера слышали выстрелов?

– Три вроде.

– Не четыре?

– Может, и четыре. Чего гадать? Возьмите наган этого недоумка с пехкурсов и посмотрите, сколько патронов истрачено.

– Уже посмотрели.

– И сколько?

– Три. Он говорит, барабан был полный.

– Тогда в чем дело? Две пули мимо, третья – в нее.

– Для протеста всегда стреляют вверх. Рикошет исключается. К тому же у него обычный тульский наган, калибр семь шестьдесят два. Казароза убита пулей шестого калибра.

Нейман замолчал, наслаждаясь эффектом, и Свечников услышал, как птицы пересвистываются в яблонях семинарского сада. Окно было открыто, они там давно радовались теплу и ясному утру, но раньше их голоса до него не доходили.

– Пока шел концерт, он, – кивнул Нейман на Караваева, – стоял у крыльца. После вас ни один человек с улицы в училище не входил, но кто-то мог проникнуть в зал со двора, через окно. Рядом с задним окном проходит пожарная лестница.

– Даневич залез, – вспомнил Свечников.

– Это кто?

– Студент с истфака. Был членом клуба, недавно исключен. Я не велел его впускать, но в зале он был.

– А незнакомые вам люди были?

– Всегда кто-нибудь бывает из посторонних.

– Кто-то из них обратил на себя ваше внимание?

– Чем?

– Не знаю. Чем-нибудь.

Свечников поднялся и встал лицом в сад. Птицы свистели, сияло солнце. Бабочка села на подоконник.