Радл принял решение:
— Мне абсолютно необходимо быть в Роттердаме не позднее завтрашнего дня. Где автобаза?
Десять минут спустя он держал директиву фюрера перед носом пожилого капитана транспортных войск, а через двадцать минут выехал из ворот аэропорта в большом черном закрытом «ситроене».
* * *
В этот момент в гостиной Джоанны Грей сэр Генри Уиллафби играл в карты с нею и отцом Верекером. Он выпил больше, чем, возможно, было ему полезно, и пребывал в очень хорошем настроении.
— Ну-ка, ну-ка, у меня был королевский марьяж, а теперь несколько козырей.
— Это сколько? — поинтересовался Верекер.
— Двести пятьдесят, — сказала Джоанна Грей. — Двести девяносто с королевским марьяжем.
— Минуточку, — сказал Верекер, — он взял королеву десяткой.
— Но я же объясняла, в этой игре десятка выше королевы.
Филипп Верекер с неудовольствием покачал головой:
— Бесполезно. Я никогда не пойму эту проклятую игру.
Сэр Генри восторженно засмеялся:
— Игра джентльменов, мой мальчик. Аристократ среди карточных игр. — Он вскочил, опрокинув стул, и поднял его. — Можно я еще выпью, Джоанна?
— Конечно нет, мой дорогой, — смеясь ответила она.
— Вы сегодня, похоже, довольны собой, — заметил Верекер.
Сэр Генри, стоя спиной к огню, широко улыбнулся:
— Да, Филипп, и причина вполне уважительная. Не знаю, почему бы не рассказать и вам, — вдруг вырвалось у него. — Все равно скоро узнаете.
«Господи, старый дурак». — Тревога Джоанны была неподдельной. Она быстро произнесла:
— Генри, вы считаете, что следует рассказать?
— А почему нет? — спросил он. — Если я не могу доверять вам и Филиппу, то кому же доверять? — Он обернулся к Верекеру. — Дело в том, что в субботу на уик-энд приезжает премьер-министр.
— Господи, я, конечно, слышал, что он выступает в Кингс-Линне. — Верекер был поражен. — Честно говоря, сэр, я не знал, что вы знакомы с мистером Черчиллем.
— Я не знаком, — ответил сэр Генри. — Дело в том, что ему хотелось бы провести спокойный уик-энд и немного порисовать, перед тем как возвращаться в город. Естественно, он слышал о садах Стадли, да и кто не слышал? Разбиты в год Армады. Когда с Даунинг-стрит связались со мной и спросили, может ли он у меня остановиться, я был в восторге.
— Естественно, — сказал Верекер.
— Конечно, жителям деревни ничего не надо знать, пока он не уедет. Меня об этом просили в высшей степени настоятельно. Знаете, безопасность. Излишняя осторожность не помешает. — Сэр Генри был очень пьян и слова произносил невнятно.
Верекер сказал:
— Полагаю, при нем будет многочисленная охрана.
— Отнюдь. Хочет как можно меньше суеты. С ним будет три или четыре человека. Я приказал, чтобы взвод моих ребят из местной обороны охранял поместье по периметру, пока он будет здесь. Даже они не знают, в чем дело. Считают, что это учение.
— Правда? — спросила Джоанна.
— Да. Я еду в субботу в Кингс-Линн встречать его. Мы приедем на машине. — Сэр Генри рыгнул и поставил стакан. — Послушайте, можно мне выйти? Что-то мне нехорошо.
— Конечно, — сказала Джоанна Грей.
Сэр Генри подошел к двери, обернулся и приложил палец к губам:
— Теперь молчок.
После его ухода Верекер сказал:
— Это новая страница в истории.
— Право, сэр Генри ведет себя очень плохо, — посетовала Джоанна. — Предполагалось, что он не должен был говорить ни слова, и тем не менее при подобных же обстоятельствах, когда выпил лишнего, рассказал мне все. Естественно, я считала себя обязанной молчать.
— Конечно. Вы были совершенно правы. — Верекер встал и потянулся за своей палкой: — Лучше я отвезу его домой. Он не может вести машину.
— Чепуха, — она взяла его под руку и подвела к двери. — Ведь вам придется идти домой за машиной. В этом нет необходимости. Я его отвезу.
Джоанна помогла Верекеру надеть пальто.
— Вы уверены?
— Конечно, — Джоанна поцеловала Верекера в щеку. — С нетерпением жду встречи с Памелой в субботу.
Он ушел, прихрамывая. Она стояла в дверях и слушала, как удаляются его шаги. Было тихо и спокойно, почти так же, как в вельде, когда она была девочкой. Странно, но она уже много лет об этом не вспоминала.
Джоанна вернулась в дом и закрыла дверь. Сэр Генри появился из туалета и нетвердыми шагами подошел к креслу у камина.
— Пора ехать, милая.
— Чепуха, — сказала она. — Всегда есть время выпить еще.
Она налила в его стакан на два пальца виски и села на ручку его кресла, нежно поглаживая его шею.
— Знаете, Генри, мне бы очень хотелось познакомиться с премьер-министром. Думаю, ничего на свете мне так не хотелось бы.
— Да, милая? — Он глупо смотрел на нее.
Она улыбнулась и нежно провела губами по его лбу.
— Да, почти ничего.
* * *
В подвале Принц-Альбрехтштрассе было очень тихо, когда Гиммлер спускался туда.
Россман ждал его. Рукав его были засучены до локтей, и выглядел он очень бледным.
— Ну, — требовательно произнес Гиммлер.
— Боюсь, господин рейхсфюрер, что он мертв.
Гиммлер был недоволен и не скрывал этого:
— По-моему, это в высшей степени неосторожно с вашей стороны, Россман. Я велел вам быть осторожным.
— Я к нему со всем уважением, господин рейхсфюрер, но сердце его не выдержало. Доктор Прагер подтвердит это. Я сразу же послал за ним. Он еще там.
Россман открыл ближайшую дверь. Оба гестаповца, подручные Россмана, стояли в комнате, еще не сняв резиновых перчаток и фартуков. Маленький шустрый человечек в твидовом костюме склонился над телом, лежавшим на железной скамейке в углу, и прикладывал к нему стетоскоп.
Человечек обернулся, когда вошел Гиммлер, и вскинул руку в партийном приветствии.
Гиммлер постоял немного, глядя на Штайнера. Генерал был голый до пояса, с босыми ногами. Полуоткрытые глаза его смотрели неподвижно в вечность.
— Ну? — произнес Гиммлер.
— Сердце, господин рейхсфюрер, в этом нет сомнения.
Гиммлер снял пенсне и слегка потер переносицу. Весь день у него болела голова и никак не проходила.
— Очень хорошо, Россман, — сказал он. — Он был обвинен в предательстве, в заговоре с целью покушения на жизнь самого фюрера. Как вы знаете, фюрер издал декрет о смертной казни за это преступление, и генерал-майор Штайнер не уйдет от нее даже мертвый.