Девлин засмеялся:
— Они считали, что Гитлер, Муссолини и все прочие, включая Дядю Тома Кобли, могли бы заинтересоваться.
— Дядя Том Кобли?
— Еще одна шутка, — сказал Девлин. — Моя слабость, никогда не мог принимать что-либо серьезно.
— Почему, мистер Девлин? Это мне интересно.
— Послушайте, полковник, — сказал Девлин. — Мир — дурная шутка, которую всевышний придумал в день отдыха. Лично мне всегда казалось, что он, возможно, страдал в это утро от перепоя. Но что вы хотели сказать насчет кампании взрывов?
— Вы ее одобряете?
— Нет. Я не люблю попадать в мягкое: женщин, ребятишек, прохожих. Если хочешь бороться, если веришь в свое дело, если оно справедливое, тогда встань на обе ноги и борись как мужчина.
Лицо его побледнело и сильно напряглось, а шрам от пули горел, как факел. Так же неожиданно он расслабился и засмеялся:
— Ну вот, вы извлекли из меня все лучшее. Слишком раннее утро, чтобы быть серьезным.
— Значит, вы — моралист, — сказал Радл. — Англичане бы с вами не согласились. Каждую ночь они своими бомбежками рвут сердце рейха.
— Сейчас заплачу, если вы будете так говорить. Не забудьте, что я воевал в Испании на стороне республиканцев. Что, дьявол побери, вы думаете, делали немецкие пилоты, воевавшие на стороне Франко? Слышали когда-нибудь о Барселоне и Гернике?
— Странно, мистер Девлин, ясно видно, что вы возмущаетесь нами, а я-то думал, что ненавидите вы англичан.
— Англичан? — рассмеялся Девлин. — Конечно, они ведь — как теща. Что-то, с чем миришься. Нет, не англичан я ненавижу, а проклятую Британскую империю.
— Значит, вы хотели бы видеть Ирландию свободной?
— Да. — Девлин взял еще одну русскую папиросу.
— Тогда, согласитесь, с вашей точки зрения, лучше всего можно достигнуть этой цели, если Германия победит в войне.
— Свиньи, может, и начнут скоро летать, — сказал ему Девлин, — но я в этом сомневаюсь.
— Тогда зачем же вы в Берлине?
— Мне не приходило в голову, что у меня есть выбор.
— Есть, мистер Девлин, — тихо сказал полковник Радл. — Вы можете поехать в Англию по моему поручению.
Девлин удивленно уставился на него, онемев, наверное, впервые в жизни.
— Господи спаси, но этот человек сошел с ума.
— Нет, мистер Девлин, я в здравом уме, уверяю вас. — Радл придвинул к Девлину бутылку коньяка и рядом положил папку из манильской бумаги. — Выпейте еще и прочтите содержимое этой папки, а потом мы поговорим.
Он встал и вышел.
* * *
Когда через добрых полчаса Девлин так и не показался, Радл открыл дверь и вошел в кабинет. Девлин сидел, положив на стол ноги и держа в одной руке донесение Джоанны Грей, а в другой — стакан коньяку. Уровень в бутылке значительно понизился.
Он поднял голову:
— Пришли наконец? Я уже начал думать, что с вами что-то случилось?
— Ну, что вы об этом думаете? — потребовал Радл.
— Напоминает мне одну историю, которую я слышал мальчиком, — сказал Девлин. — Произошла она во время войны с англичанами в двадцать первом году. По-моему, в мае. История касается человека по имени Эммет Долтон. Того самого, который позже стал генералом армии свободного государства. Вы когда-нибудь о нем слыхали?
— Боюсь, что нет, — сказал Радл с плохо скрытым нетерпением.
— Мы, ирландцы, назвали бы его славным парнем. Служил в британской армии всю войну, получил за храбрость «Военный крест», а затем вступил в ИРА.
— Простите, мистер Девлин, но это имеет какое-нибудь отношение к делу?
Казалось, Девлин не слышал.
— В тюрьме Маунтджой в Дублине находился человек по имени Макеойн, тоже славный парень, но, несмотря на все, ему светила только виселица. — Девлин выпил еще коньяка. — У Эммера Долтона на этот счет были Другие соображения. Он украл английский бронеавтомобиль, надел свою старую майорскую форму, одел несколько своих ребят в английскую форму, обманом проник в тюрьму и направился прямо в кабинет директора. Представляете?
Теперь Радл слушал с интересом.
— И они спасли Макеойна?
— К несчастью, это было то единственное утро, когда на заявление встретиться с директором он получил отказ.
— А эти люди… с ними что произошло?
— Ну, была небольшая перестрелка, но они ушли. Однако какое нахальство. — Он усмехнулся и поднял донесение Джоанны Грей: — Совсем как это.
— Как вы думаете, получится? — нетерпеливо и требовательно спросил Радл. — Думаете, возможно?
— Достаточно дерзко, — Девлин бросил донесение на стол. — А я-то считал, что ирландцы ненормальные. Выцарапать великого Уинстона Черчилля посреди ночи из постели и увезти. — Он громко засмеялся. — Это было бы зрелище. Вещь, которая бы поставила весь мир на уши от удивления.
— Вам нравится?
— Грандиозный замысел, это уж точно. — Девлин широко улыбнулся и добавил: — Конечно, на ход войны он ни в малейшей степени не повлиял бы. Англичане назначат Эттли на образовавшееся пустое место, «ланкастеры» по-прежнему будут прилетать ночью, а «летающие крепости» — днем.
— Другими словами, вы твердо убеждены, что войну мы все равно проиграем?
— Ставлю пятьдесят марок в любой момент. — Девлин усмехнулся. — Но с другой стороны, я бы очень не хотел пропустить эту увеселительную прогулочку, если вы, конечно, говорите серьезно.
— Вы хотите сказать, что согласны поехать? — Радл был совершенно сбит с толку. — Но я не понимаю. Почему?
— Знаю, что я дурак, — сказал Девлин. — Смотрите, что я теряю. Приятную, спокойную работу в Берлинском университете, ночные бомбежки англичан и дневные — янки, исчезающие с прилавков продукты и разваливающийся Восточный фронт.
Радл, смеясь, поднял обе руки:
— Ладно, вопросов больше нет. Ирландцы действительно сумасшедшие, мне говорили, теперь я с этим согласен.
— Тем лучше для вас, и конечно же мы не должны забывать те двадцать тысяч фунтов, которые вы собираетесь положить на номерной счет в женевском банке по моему выбору.
Радл почувствовал острое разочарование:
— Значит, мистер Девлин, у вас тоже есть своя цена, как и у всех нас?
— Движение, которому я служу, всегда печально отличалось нехваткой денег. — Девлин ухмыльнулся. — Я видел революции, которые начинались с меньшего, чем двадцать тысяч фунтов, полковник.
— Очень хорошо, — сказал Радл. — Я организую это. Вы получите подтверждение о вкладе до отъезда.
— Прекрасно, — сказал Девлин. — Какие планы?
— Сегодня первое октября. Нам остается ровно пять недель.