Люди огня - читать онлайн книгу. Автор: Олег Волховский cтр.№ 123

— Ну и что? — недоверчиво спросил мой спутник.

Вода словно закипела, замутилась, у дна заклубилась красная тьма.

— Что это, кровь?

Я его понимал. Мне тоже так показалось. Я склонился к воде, зачерпнул в ладони, попробовал.

— Вода. Самая обыкновенная. Хорошая.

Наваждение прошло. Перед нами снова была вода источника.

— Ну и что? — повторил Арье.

— Увидим. Если Машиах говорит, что нужна вода отсюда — значит, нужна. Думаю, цистерны хватит.

Я приспосабливался к местной культуре. «Господь» здесь лучше не произносить, «Эммануил» — слишком фамильярно, а «Машиах» в самый раз. Мессия.

Наступили сумерки, Приглашенные представители израильской элиты заняли свои места за столами. Мария встала рядом с Эммануилом, накинула на голову полупрозрачное покрывало и зажгла две пасхальных свечи.

— Иногда зажигают по свече на каждого ребенка в семье, — сказал Господь, — Вы все — дети мои!

Он взмахнул рукой, и по всему саду вспыхнули маленькие свечи: на столе, на оливах, в гирляндах над аллеями. Тысячи свечей!

Народ замер. По-моему, хотел зааплодировать, но Господь предупредил это неуместное действие жестом руки.

— Во время пира, который состоится через полтора года, после воскресения мертвых, мы с вами должны пить вино пятитысячелетней выдержки «яйн мешумар», приготовленное в первые шесть дней творения. Я хочу угостить вас им немного раньше — сегодня.

По кубкам разливали воду из Силоамского источника.

— Это вода из источника в городе Давида, та, которую выливали на жертвенник во время праздника Сукот. Вода была сотворена в первый день творения. Но это вино по слову Господа. Лучшее вино, находившееся на хранении — «яйн мешумар»!

— «Яйн мешумар»? — недоверчиво шепнул Арье. — А манну небесную он нам не предложит?

— Подождем, — тихо сказал я. — В общем-то, я не удивлюсь.

Я вспоминал рассказ Матвея о превращении чая в глинтвейн. Господь всего лишь повторял старое чудо, но с гораздо большим размахом.

Арье Рехтер шептал у меня над ухом:

— В книге Исход есть четыре обещания, данных Богом Моисею: Он выведет, избавит, спасет и примет к Себе Свой народ. Поэтому пьют четыре кубка.

Эммануил взял первый кубок. Вода в нем заклубилась багровой тьмой, как несколькими часами назад в Силоамской купели, но не вернулась в прежнее состояние, а стала равномерно красной. Я взглянул на свой бокал. С его содержимым творилось то же самое,

— Господь вывел вас из Египетского рабства и выведет к свободе и миру Нового Века, — объявил Эммануил. — За Новый Век, Век Мессии!

Он поднял кубок, но не стал пить, помедлил, взял его двумя руками, опустил голову,

— Обычно в этот день вы вспоминали о десяти казнях египетских, выливая по капле за каждую казнь в знак печали о страданиях египтян. Мой путь к вам, к сожалению, тоже не обошелся без крови. Эту первую каплю я выливаю за погибших во время Европейской войны и в Риме прошлой весной. Час нашей радости — не час злорадства.

Капля, красная, как кровь, странно медленно упала на скатерть.

Он выпил. Я тоже пригубил содержимое бокала. Вино. Больше всего похоже на хёриге, но очень хорошее. Просто классное! Я вспомнил чашу, которую выпил, пройди через огонь в Китае.

Попробовал мацу. Пресный хлеб, похожий на уменьшенный в десятки раз кусок шифера. Хрустит, как чипсы. Довольно вкусно. Хлебец и хлебец.

Напротив меня сидел старик с бородой и пейсами ортодоксального иудея и взглядом бессмертного из-под кустистых бровей. Во взгляде светились ум и искра веселья,

— Это рабби Акиба, — с придыханием представил Арье.

Я посмотрел на него вопросительно, я не знал, кто это, Арье даже покраснел от моего вопиющего невежества.

— Знаменитейший мудрец эпохи таннаев [132] , один из основателей каббалы, учитель, приведший к Бар Косибе двадцать четыре тысячи своих учеников.

Благодаря иезуитскому воспитанию «каббала» звучала для меня примерно так же, как «черная магия». Я содрогнулся.

Рабби Акиба заметил. От бессмертного трудно что-либо скрыть,

— Каббала — это просто техника медитации, молодой человек, благодаря которой ищущий может слиться с Эйн Соф, Бесконечным.

— Этакий еврейский суфизм, — кивнул Арье.

Рабби Акиба поморщился:

— Да, они кое-что заимствовали. Так вот, энергия из Эйн Соф изливается в сефироты, первая из которых Кетер, венец, соответствует воле и смирению, черному и белому цвету и священному имени Эхейе…

Все, я понял, что сейчас меня начнут грузить сефиротами. Редкая муть! Набредал в Интеррете — хватило.

— А кто такой Бар Косиба? — Я решился на этот вопрос, рискуя показаться полным неучем, лишь бы сменить тему.

— Царь Козива. Он называл себя Бар Кохба, Сын Звезды. Точнее, я его так назвал. Я принял его за Машиаха и сказал: «Восходит звезда от Иакова и восстанет жезл от Израиля, и разит князей Моава, и сокрушает всех сынов Сифовых», Только когда он потерпел поражение, стало ясно, что он не Машиах.

О Бар Кохбе я знал только то, что он очень не любил христиан и что его убили в 135 году римляне.

— Эммануил столь же более велик, чем царь Козива, сколь мир огромнее Иерусалима, — сказал рабби Акиба. — Надеюсь, на этот раз я не ошибся.

Арье намазал на мацу некую коричневую массу и подал мне. Я посмотрел на нее с подозрением.

— Харосетт, — пояснил он. — Смесь фруктов, орехов, специй и вина.

Попробовал — кисло-сладкая гадость.

— Харосетт символизирует глину, из которой евреи в египетском плену делали кирпичи, — пояснил Арье. — А его сладкий вкус — это вкус свободы.

Да, когда кулинарное искусство подменяют языком символов, хорошего вкуса ожидать не приходится.

Эммануил поднял второй кубок и пролил вторую каплю вина за погибших в Китае. Потом подали барашка.

— Нет храма — нет жертвы, — сказал Эммануил. — Поэтому веками на ваших праздничных столах ягненка заменяло яйцо и баранья кость. Храма уже не было. Теперь все иначе. Храма еще нет. Но он будет. Это мое обещание, и я его выполню.

Он поднял третий кубок. Упала капля за погибших в Японии.

Арье продолжал читать курс кулинарного символизма. Мы макали петрушку и салат (горечь рабства) в соленую воду (символ слез).

Эммануил поднял четвертый кубок, вылил каплю за погибших в Индии, чуть помедлил, поднял голову и улыбнулся: