Ассасины - читать онлайн книгу. Автор: Томас Гиффорд cтр.№ 128

Из квартиры был только один выход, на лестничную площадку. Если бы в ванной был телефон!...

Господи, что за дурацкие фантазии. Всему виной нервы, напряжение и беспокойство последних дней, все эти жуткие россказни об ассасинах, признания, услышанные от монсеньера Санданато, страх за Бена Дрискила, воспоминания о Вэл, ссора с Д'Амбрицци. Все это нервы, ничего больше...

Что, если включить свет сразу во всей квартире? Нет, не получится, все выключатели в гостиной... Да и потом, нужен ли ей весь этот свет? Или нет?...

Игра воображения? Тени? Смерть?

Она двинулась по коридору к гостиной. Она еще не придумала, как будет защищаться, просто не хотелось попадаться в ловушку в этой части квартиры, этом отсеке, в ванной и особенно на кухне, где темно и столько острых ножей.

В гостиной царила темнота. Лишь слабо вырисовывались очертания мебели, лампы, горшки и кадки с растениями. Да, здесь полно мест, где мог спрятаться незваный гость. Ни шороха, ни малейшего движения. Она не слышала ничего, кроме шума ветра на террасе да слабых звуков улицы внизу. Но все эти тени, они такие глубокие и темные...

Элизабет шагнула в комнату, замерла, прислушалась снова.

Возможно, зеркало ее просто обмануло. Занавески слегка колыхались. Ветер показался неожиданно холодным, прямо ледяным.

Нет, теперь совершенно ясно, что в комнате никого нет.

Она обернулась к террасе. Дверь по-прежнему открыта, ничего не изменилось. Да, игра воображения, ей просто почудилось.

Элизабет вышла на террасу, прислушалась к звукам улицы, здесь они сразу стали громче. С облегчением втянула прохладный воздух. Движение, несмотря на поздний час, было довольно интенсивное. Да и внизу, на тротуарах, народу полно, все куда-то спешат, расталкивают друг друга. Вот она, реальность. Никто в квартиру к ней не пробирался, а реальностью являются миллионы туристов, что наводнили город, прогуливаются по ночам, развлекаются, словом, прекрасно проводят время. Она отошла от перил, развернулась, собралась войти в комнату.

Он стоял в дверях, преградив ей путь.

Высокий мужчина стоял совершенно неподвижно и смотрел на нее. Всего в каких-то восьми футах.

На нем была черная сутана, подобная тысячам других, которые каждый день видишь в Риме. Он стоял спокойно и смотрел выжидательно, словно ждал, что она вот-вот заговорит. Потом губы его дрогнули, но не выдавили ни звука.

Почему он медлит, почему не прикончил ее здесь, когда она стояла спиной к нему на террасе, или в ванной?... Вот теперь она разглядела его как следует.

Он шагнул в круг света. И тут Элизабет с ужасом заметила, что один глаз у него затянут белой пленкой. И вскрикнула от страха.

Инстинктивно оба они пришли в движение, и получилось это одновременно.

Священник шагнул к ней, Элизабет отскочила в сторону, схватила со стола тяжелый серебряный подсвечник с хрустальным колпачком.

Он успел ухватить ее за рукав, пальцы утонули в пышной ткани халата. Она резко рванулась, высвободилась, при этом халат распахнулся на обнаженном теле. Один глаз смотрел на нее не мигая... Мертвый глаз.

Смущенный открывшейся перед ним наготой, сбитый с толку ее диким криком, священник растерянно отступил на шаг.

Элизабет воспользовалась этой долей секунды, изготовилась, и когда он набросился на нее снова, размахнулась и изо всей силы ударила подсвечником прямо ему в глаз. Он не успел прикрыться. Стекло разлетелось на мелкие осколки, серебряное основание врезалось в скулу.

Он испустил сдавленный крик, она же ухватилась за столик, пытаясь сохранить равновесие, и вновь нанесла удар, изогнувшись и вложив в него весь вес своего тела. Он, защищаясь, вскинул руки, белизна лица исчезла, словно по волшебству, оно теперь являло собой сплошную кровавую маску. А затем он слепо набросился на нее, и Элизабет отбивалась и отступала, уперлась спиной в перила террасы, и отступать было уже некуда. Она обернулась и увидела прямо перед собой страшное лицо, сплошь красное от крови и утыканное мелкими осколками стекла, сверкающими, как фальшивые бриллианты, и рот у него был широко раскрыт, но не было слышно ни звука...

Она брезгливо и с ужасом отшатнулась от него. Это была агония.

Вот он сделал над собой усилие, приподнялся. Протянул руки, в этом жесте читалась мольба...

А потом медленно перегнулся через перила и полетел вниз.

Элизабет смотрела, как он падал: руки раскинуты, полы сутаны развеваются на ветру, вот он плывет в воздухе, медленно поворачивается, и последнее, что она успела заметить, — это страшный, залитый кровью глаз, сверкающий неукротимой злобой...

Появление отца Данна придало уверенности. Словно он протянул мне, уцепившемуся за скалу ногтями, руку и спас от неминуемой гибели.

Сам вид его, шагающего через парк, где играли ребятишки под любопытными взглядами мамаш с колясками, то, как он шел немного вразвалку, попыхивая трубкой в уголке рта, тут же вернул меня в мир реальности и здравого смысла, привел в чувство, избавил от терзаний по поводу того, что случилось в монастыре.

Следовало признаться, я дал слабину, треснул, словно яйцо, брошенное на камень. Сломался и ударился в бега, и поступил тем самым трусливо и даже подло. Ведь это я привел Хорстмана к бедному брату Лео и архивариусу брату Падраку, они слепо поверили мне и заплатили за это своими жизнями. Я ответствен за их смерть, как и за самоубийство Этьена Лебека, однако сам пока что избежал печальной их участи. Сам жив, а кругом все погибают.

Пережитое в монастыре сломило меня чисто психологически. Я начал чувствовать себя загнанным, насмерть перепуганным зверем, который бежит неведомо куда, точно в тумане, и глаза его застилает кровавая пелена страха. Теперь я не понимал, какую роль должен играть: охотника или жертвы. Впрочем, неважно, и охотник, и жертва все равно в конце концов умирают. Ведь всегда найдется еще какой-нибудь охотник. Я примеривал к себе эти сравнения и окончательно запутался. А потом вдруг вспомнил, что потерял пистолет. Даже ни разу не успел воспользоваться. Ну и черт с ним.

Если бы Арти Данн вдруг не появился, наверное, я так бы и пребывал в состоянии нервного срыва. Мог даже впасть в глубокую депрессию. Я не испытывал ничего похожего на жалость к себе. Просто время от времени накатывал жуткий страх, я весь покрывался потом, начинал запыхаться. И никаких кошмаров мне при этом не снилось. Я не видел ни мамы, тянущей ко мне руки в попытке что-то сказать, не являлась мне во сне и голова Вэл с прилипшим к виску окровавленным волоском. Нет, ни один из этих кошмаров не был сравним с тем, что я увидел на пляже ранним утром. Теперь до конца дней мне будет сниться Лео, распятый на перевернутом кресте, с распухшим синеватым лицом.