– Хорошо. Не буду.
Краем глаза я видела Варвару Алексеевну, которая держалась на расстоянии.
– Полежите здесь денька два-три, и мы вас выпишем. Поедете к себе, там и отдохнете.
Сколько вопросов вертится у меня на языке, но я проглатываю их. И молчу.
– Дмитрий Олегович! – вставила Варвара Алексеевна. – Лекарства давать прежние?
– Да-да. Пока оставляем все как есть. Пусть наша красавица скорее идет на поправку. Сделаем все, что от нас зависит.
В следующие десять минут он меня осматривает: заставляет высунуть язык, щупает горло, трогает лоб и руки.
– Вроде нормально, пациентка идет на поправку, – и он подмигивает мне.
Я слабо улыбаюсь в ответ. Чем-то мне этот доктор нравится – своей энергией, напором, приветливостью. Именно таким и должен быть доктор: не внушать уныния, а пытаться убедить больного, что у него все в полном порядке. Даже если это не так. Не случайно говорят, что если хандрить, то болезнь разовьется еще больше…
– Такой вы мне больше нравитесь, – улыбнулся в ответ Дмитрий Олегович. – Оставайтесь такой всегда. Договорились?
Я кивнула в ответ. Мне было еще трудно говорить.
– Отлично! Варвара Алексеевна! – позвал он сиделку и, понизив голос, стал говорить с ней на медицинские темы.
Я, закрыв глаза, ощущала, что впадаю в дрему. Все-таки я была еще очень слаба, и поэтому клонило в сон.
Проснулась я от того, что кто-то стоял надо мной. Я почувствовала человека раньше, чем открыла глаза. Это была Варвара Алексеевна. Ее глаза смотрели на меня сочувственно-внимательно.
– Проснулись? Пора лекарство принимать. Есть-то хотите?
Аппетита не было. Но я подумала, что если я буду есть, то скорее поправлюсь.
– Что-нибудь легкое.
– Ну конечно, легкое… мясной бульончик и пюре картофельное с куриной котлеткой. А позже – ваш любимый клубничный мусс.
– Мой любимый?
– Так Александр Викторович сказал, это ваша любимая еда.
– Ах да! – я подумала: сколько раз я буду попадать впросак, ведь я не знала ни своей любимой еды, ни одежды, ни вкусов и пристрастий… Меня охватила настоящая паника: если я не сумею подстроиться под саму себя, реально существующую Марину, то меня точно упекут в психушку, лучше скрывать провалы в памяти до последнего. И попытаться как-то начать вспоминать… Может быть, почитать, когда выйду, соответствующую литературу по этому вопросу.
– Хорошо, – согласилась я. – Я действительно люблю мусс. Просто как-то об этом… забыла. Голова… – для большей убедительности я дотронулась до своей головы. – Болит и раскалывается.
– Ах, боже мой, – запричитала сиделка. – Что же вы мне сразу-то не сказали? Я бы вам таблетку дала. Зачем терпеть-то?
– Я не так выразилась. У меня она только что заболела…
– Ничего страшного. Одна таблетка – и голова пройдет. Примите.
Варвара Алексеевна достала из кармана халата упаковку с таблетками и оторвала одну.
– Вода на тумбочке. – На тумбочке стоял стакан с водой, как и вчера. Я замолчала.
– Это я, наверное, разболталась, вот у вас голова и заболела. Вы лежите, отдыхайте, – голос Варвары Алексеевны звучал монотонно, как течет вода в ручье. Ее голос успокаивал; меня от него тянуло в сон. Как же я была слаба!
Я лежала в полусне-полуяви. Я никак не могла провалиться в полноценный и долгожданный сон, и вдруг странное предчувствие сковало меня. Это был не просто страх, это был настоящий ужас… он рождался где-то в глубине меня и сковывал все движения, казалось, я не могу пошевелить даже пальцем. Голос тоже сел… Я вдруг поняла, что здесь кто-то есть… может быть, таким образом обострилась моя интуиция за то время, что я была между жизнью и смертью? Я не знаю.
Сон как рукой сняло. Каждый звук моментально отзывался в мозгу: каждый шорох, каждый скрип… Я хотела крикнуть и позвать Варвару Алексеевну, но не могла. Голос сел.
«Да что же это такое, – испуганно подумала я. – Что творится… Кто здесь? Зачем?»
Собрав силы, я сползла с кровати и спряталась под ней. Одеяло свешивалось почти до пола, и, наверное, если бы кто-то заглянул в комнату, у него сложилось бы впечатление, что я куда-то ненадолго вышла. Может быть, в туалет.
Раздались тяжелые шаги. Я замерла, сжав руки в кулачки. Дверь распахнулась, и кто-то подошел к кровати. Я зажала себе рот рукой, чтобы не закричать от страха. Мне были видны только ботинки – тяжелые мужские ботинки с толстой подошвой, напоминающие армейские. Постояв какое-то время около кровати, неизвестный развернулся и, судя по звукам, ударом ноги распахнул дверь в туалет. Потом хлопнула входная дверь, и я перевела дух. Что делать дальше – я не знала. У меня не было телефона, чтобы кому-нибудь позвонить, убежать далеко я вряд ли бы сумела… просто потому, что у меня не было сил двигаться. Я выползла из-под кровати и только собралась лечь обратно, как снова раздались шаги. Теперь их уже было несколько, как будто бы шел армейский взвод. Я с трудом дошла до ванной, держась за стенки рукой, и встала там у двери, предварительно закрыв ее. Щеколды не было. Я оставила маленькую щелку, чтобы наблюдать за происходящим. Только я очутилась в ванной, как вошли трое в черных брюках и черных куртках. Одного я видела со спины, другого – в профиль, третий вертел головой по сторонам.
– Где она? – сказал один из них.
– Когда я вошел, ее уже не было.
– Бля… и что нам делать? – в голосе высокого, того, кто стоял в профиль, слышалась растерянность.
– Она не могла никуда уйти.
– Надо поискать.
– В туалете смотрел?
– Да.
Я застыла на месте и, пошатнувшись, сползла на пол. Он может захотеть проверить еще раз. К тому же, когда он уходил, дверь была открыта. А сейчас она закрыта…
Нечеловеческий страх, как ни странно, придал мне силы. Я подняла голову. Над унитазом было небольшое окно. Если изловчиться, то можно выбраться наружу. Судя по всему – второй этаж, не разобьюсь, все равно другого выхода нет.
Я подергала шпингалет окна, он не поддавался, я боялась дернуть посильнее, чтобы не зашуметь, но вдруг раздался тонкий пронзительный звук, и я застыла на месте. Этот звук был похож на вой сирены.
Я сползла на пол, подтянув к себе колени, и заткнула уши руками. Это был конец. Глупый бесславный конец.
Раздались автоматные очереди; они прошили пространство, отдаваясь в моем мозгу. В унисон им звучали гортанные резкие крики; стреляли и стреляли, я кричала, не слыша своего голоса, и вдруг неожиданно почувствовала, как кто-то гладит меня по щекам.
Я открыла глаза и увидела Александра, склонившегося надо мной. Я вспомнила автоматные очереди и зарыдала во весь голос. Он подхватил меня на руки и отнес в кровать.