Петровка, 38 - читать онлайн книгу. Автор: Юлиан Семенов cтр.№ 43

Чита стал ломать свои длинные пальцы, поднеся их к подбородку.

— Сейчас, сейчас я вспомню. Только погодите одну минуточку. Сейчас. Ну да, конечно, я в ту ночь был у Наденьки…

— В какую? Откуда ты з-знаешь, в какую ночь был убит Копытов?

— Я не знаю…

— Врешь. Отвечай быстро! Смотри в глаза!

— Только не бейте меня!

Садчиков засмеялся.

— Д-да кто об тебя р-руки станет марать? Наслушался глупостей о нас и пошел истерику выкручивать. Т-ты лучше мне ответь на вопрос.

— Вы не спрашивайте так строго. Я не могу, когда строго.

— Чита, тебе Сударь говорил про убийство? Отвечай правду.

— Клянусь жизнью — нет! Он мне только дал пистолет.

— А какой из себя Прохор, Чита? Опиши-ка нам его…

— Обыкновенный. Старичок. С палкой ходит и говорит вроде как блаженненький. Он мне и дал…

Чита осекся, потому что понял: скажи он слово — и полетит к чертям версия о пистолете, купленном на вокзале. Садчиков, как показалось Чите, ничего не заметил, а комиссар что-то писал на листке бумаги и, казалось, вообще в разговоре не участвовал.

— Ч-чита, скажи-ка мне вот что… Старик Прохор с какого вокзала приезжал?

— Вроде бы с Курского. Он там нам встречу назначил.

— Это-то за день перед задуманным грабежом профессора и скрипача?

— Да.

Комиссар оторвался от своих бумаг и спросил:

— Именно там, у Курского, Прохор и дал тебе пистолет?

— Какой пистолет?

— Смотри в глаза!

— Я… смотрю…

— Ну!

— Ой, не надо так смотреть на меня…

— Отвечай!

— Я не знаю…

— Да или нет?

— Нет…

— Врешь! На рукоятке есть следы пальцев Прохора!

— Этого не может быть! Он в перчатках…

— Вот это другой разговор, — улыбнулся комиссар, — а то «нет, нет»!

— Дурак! — закричал Чита и стукнул себя кулаком по голове. — Осел!

— Верно, — согласился комиссар. — Давай еще себя побей, только не до синяков, а то с меня голову снимут.

— Что мне теперь будет? Расстрел? Скажите мне правду, я умоляю вас! Только скажите мне правду! Спасите меня, я буду во всем вам помогать! Я буду все рассказывать обо всех, только защитите меня!

— Заслуженный артист, — сказал комиссар, — тебе только Смердякова в театре играть. Не кривляйся! Если на тебе нет крови милиционера, если твои доводы подтвердятся, ты будешь жить.

— Вы правду говорите?

— А какой резон мне врать, сам посуди?

Чита улыбнулся белой, вымученной улыбкой и перестал ломать пальцы.

— Да, да, — сказал он, — какой вам резон…

— Ч-чита, — спросил Садчиков, — ты сможешь узнать Прохора по фотографии?

— Конечно.

— Он по ф-фене ботает?

— Нет, он как поп изъясняется.

— Матом ругается?

— Нет, я не слыхал ни разу.

— Так. Хорошо. Ну а Сударь будет о нем говорить, как думаешь?

— Нет. Он вообще ни о чем говорить не будет. Вы его не знаете — он же зверь, железо, а не человек.

— З-заговорит, — пообещал Садчиков, — и н-никакая он не железка. Он ржа по-одзаборная. Завтра у т-тебя с ним очная ставка будет.

— Не надо.

— Б-боишься?

— Нет, не боюсь, но все-таки не надо…

— Надо, милый, надо, — сказал комиссар, — так что ты мужайся. И чтоб без штучек мне. Без фортелей. Вот ручка, бери печенье, пей чаек, сиди и пиши мне все про дедушку Прохора. Подробно пиши, бумагу не жалей. Усек, Чита?

— Усек, товарищ комиссар.

— Ну тогда молодец. И запомни — гусь свинье не товарищ, так что ты меня впредь гражданином величай.

— Простите, гражданин комиссар.

Когда Читу увели в камеру, комиссар внимательно прочитал все написанное им, а потом передал Садчикову. Покачал головой, отошел к окну, закурил. Серый рассвет делал небо бездонным и близким. Было слышно, как дворники подметали улицы.

Сударь в камере не спал и поэтому, когда его привели на допрос, глядел волком и на комиссара и на Садчикова.

— Здравствуй, — сказал комиссар, — садись.

Сударь, подвинув к себе стул, сел.

— Благодарить надо.

— Спасибо.

— Что, не спится?

— Почему… Спится.

— Физиономия у тебя больно бодрая.

— От характера.

— Ш-шутник.

— А это от положения. В моем положении только и шутить.

— В твоем положении плакать надо, Ромин. Горючими слезами плакать.

— Москва слезам не верит.

— Это тоже правильно. Все на себя берешь?

— Что именно?

— Все.

— Я на себя ничего не беру. И если вы хотите со мной говорить по-человечески, прикажите, чтобы марафету дали.

— А еще чего хочешь?

— Больше ничего. Только я без марафета не человек, зря время тратим.

— Ч-человек, человек, — успокоил его Садчиков, — самый настоящий ч-человек.

— Что касается настоящего, — поправил комиссар, — то здесь я крупно сомневаюсь. Ну, Ромин? Милиционера на себя берешь?

— Тяжело.

— Да, пожалуй. Ну а кассу и скупку берешь?

— И еще Дом обуви, — усмехнулся Сударь, — там калоши понравились.

— Ах, калоши… Черненькие?

— Ага.

— С рубчиком?

— С ним.

— И с красным войлоком?

— Это внутри.

— Наблюдательный ты парень.

— А как же. Врожденные способности надо развивать.

— И память у тебя хорошая?

— Хорошая у меня память, ничего не забываю.

— Ну, молодец, Ромин, молодец. Ганкина-то Витьку помнишь? Ганкин, видимо, тоже не твой?

— Валите и Ганкина.

— Нет, Ганкин не твой. Ты обо всем этом деле с Ганкиным не знал. Это дело Прохора.

— Кого, кого?

— Прохора.

— Ах, Прохорова…

— Ну какой же ты молодец, Сударь! — сказал комиссар одобрительно. — Герой, супермен! И с Прохоровым неплохо придумал. Только малость переиграл, удивляться не надо было б, конечно, это ты верно сработал, а вот имя на фамилию менять — слишком уж игра точна, шов заглажен, а у меня глаз зоркий на это дело.