Экспансия-3. Аргентинское танго - читать онлайн книгу. Автор: Юлиан Семенов cтр.№ 150

Он был задержан, изобличен и приговорен к четырем годам тюремного заключения; в 1923 году выпустили на свободу; в июне снова осудили по обвинению в продаже краденых вещей; через два дня он совершил побег и исчез из Каменза, чтобы появиться в Соединенных Штатах…»

— И последнее, — заключил Штирлиц, — после того, как полиция нашла номера ассигнаций, полученных Хофманном от учителя Кондона, после того, как было доказано, что лестница сделана им, лично, дома, после того, как старый учитель опознал его и был вынесен смертный приговор, Анна Хофманн начала кампанию в его защиту, собирая в театрах тысячи немцев; эти люди платили деньги за освобождение соотечественника — под залог… Пришли золотые монеты и из рейха, группенфюрер… Их передал Анне Хофманн человек, которого вы знали… Вы подписывали характеристику на выезд в Штаты полицейского агента Скролдля… Этот документ тоже лежит в сейфе банка — я имею в виду подлинник… Ну, а что потом случилось с полковником Линдбергом, вы знаете… Вот этого-то вам американцы никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не простят…

(Однако ни Штирлиц, ни Мюллер не знали, что в Лондоне к Линдбергу подошли люди рейхсляйтера Гесса: «Если вы поддержите наше движение, мы гарантируем безопасность вашего младшенького; мы умеем охранять тех, кто к нам добр; в этом безумном мире, полном фанатиков и бандитов, пора навести порядок, мы в силах это сделать, подумайте над нашим предложением, оно исходит от сердца».

И Линдберг не отверг это предложение…

Мир полон тайн, когда-то будущее прольет свет на прошлое, да и под силу ли ему это?!)

— Штирлиц, это бред! Понимаете?! — Мюллер сорвался на крик. — Я никогда не покрывал этого самого Хофманна!

— У вас есть право опровергать подлинность документов, группенфюрер, — ответил Штирлиц. — Судить-то вас будут в условиях демократии, гласно, с экспертизой… Опровергайте, если, конечно, сможете… Вы правильно заметили в начале нашего собеседования: кое-кому в Штатах вы бы сейчас понадобились — кладезь информации… Но трагедия Линдберга даже этим людям не позволит спасти вас: эмоции порою страшнее самых страшных фактов. Увы, но это так. Нет?

— Где же эта чертова Вилла Хенераль Бельграно? — пробормотал Роумэн, не отрываясь от карты. — Мы же где-то рядом! Вот укрылись, гады, даже сверху не найдешь…

— Вы верно прокладывали курс? — спросил Гуарази.

— Полагаю, что да, — сказал Роумэн и снова прилип к стеклу кабины: горы и леса, леса и горы, ни дорог, ни домов, ржавые дубравы, зимние проплешины на вершинах, безмолвие…

Пилот снял наушники, протянул Гуарази:

— По-моему, вас вызывают… Говорят похоже, но это не испанский, просят Пепе.

Гуарази, не скрывая радости, — таким Роумэн видел Пепе впервые — тронул его за плечо:

— Это включились наши! Молодцы! Лаки появляется в самый последний момент. Это его стиль… Как в хорошем кино…

Он присел между пилотом («Меня зовут Хосе, если захотите обратиться ко мне дружески, а не как к командиру, я — Хосе») и Роумэном, прижал наушники, прокричал:

— Слушаю! Это я!

— Говорит Хорхе, — голос был бесстрастный, отчетливо слышимый, говорил на сицилийском диалекте. — Не кричи так громко. Если плохо слышишь, прижми наушники…

И Гуарази сразу же понял: на земле не хотят, чтобы кто-либо слышал то, что ему сейчас скажут.

Он не ошибся; коверкая сицилийский сленг, Хорхе пророкотал:

— Я хочу получить только того, за кем вы летите… Одного его… Остальные пусть останутся там… Они нам не нужны, слышишь? Прием!

Гуарази полез за сигаретами, закурил, тяжело затянулся.

— Прием! — голос Хорхе был требовательным, раздраженным.

— Да… Слышу, — ответил Гуарази. — Все без исключения?

— До единого. Только ты и тот, за кем едешь… Возвратишься в столицу той страны, что пролетел три часа назад. Понял? Прием!

— Понял.

— У тебя есть соображения? Прием!

— Да.

— Мы их обсудим после того, как ты выполнишь приказ. Прием!

— Я бы хотел связаться с боссом.

— Босса представляю я. Он отправил меня специально, чтобы успеть тебя перехватить. Прием!

— Я хочу переговорить с ним.

— Ты поговоришь. Когда вернешься домой. Он ждет тебя и очень тебя любит, ты же знаешь… Но это приказ, Пепе. Это приказ. Прием!

Гуарази еще раз тяжело затянулся, потушил окурок о металлический пол и ответил:

— Я понял.

Роумэн, наблюдавший за разговором, спросил:

— Что-то произошло?

— Да, — ответил Гуарази.

— Хорошее?

— Да.

— А что именно?

— Ты же слышал: босс прислал людей, чтобы нас прикрывали…

— Молодец Лаки, — согласился Роумэн. — Хороший стиль.

— Зачем ты произносишь это имя при пилоте? — спросил Гуарази. — Этого нельзя делать. Никогда. Запомни впредь, если хочешь дружить с нами.

— Да, сеньор, — пошутил Роумэн. — Слушаюсь и подчиняюсь… Где же эта чертова, проклятая, нацистская Вилла?!

— Ну, хорошо, положим, я действительно в кольце, — Мюллер кончил кормить рыбок в своем диковинном, чуть не во всю стену аквариуме. — Допустим, вы загнали меня в угол… Допустим…

— Это не допуск, группенфюрер. Аксиома. Дважды два — четыре. Гелену — в свете той кампании, что началась в Штатах, — выгодно схватить вас и отдать американцам: «Мы, борцы против Гитлера, довели до конца свое дело!» Это — первое. Американцам, которые совершенно зациклились на коммунистической угрозе и готовы на все, чтобы нокаутировать Кремль, выгодно показать европейцам, что борьба против Советов не мешает им быть последовательными охотниками за нацистами. Это — второе. Мюллер — это Мюллер. Вы второй после Бормана, группенфюрер…

— Неверно. Я был чиновником, начальником управления. Премьер-министр, то есть канцлер, доктор Геббельс убил себя. Главный, президент рейха, преемник фюрера, гросс-адмирал Денниц сидит в тюрьме, не казнен, получил пятнадцать лет, значит, ему еще осталось тринадцать, думаю, выпустят раньше, лет через пять, тогда ему будет пятьдесят девять, вполне зрелый возраст…

— Группенфюрер, вы говорите так, абы говорить? Вам нужно время, чтобы принять решение? Или вы действительно верите своим словам?

— Опровергните меня. Я научился демократии за эти годы, Штирлиц. Я теперь умею слушать тех, кто говорит неприятное.

— Неужели вы не понимаете, что гестапо — это исчадие ада?

— Гестапо было организацией, отвечавшей за безопасность рейха, Штирлиц. Как Федеральное бюро расследований. Или Ми-16 в Лондоне… Покажите мне хотя бы одну подпись на расстрел, которую я бы оставил на документах… То, что говорили в Нюрнберге, будто я с Кальтенбруннером за обедом решал судьбы людей, — чушь и оговор… Вы же знаете, что практически всех моих клиентов в тюрьмы поставлял Шелленберг… А ведь его не судили в Нюрнберге, Штирлиц… Он живет в Великобритании… Мои источники сообщают, что условия, в которых его содержат, вполне пристойны… И я не убежден, будут ли его вообще судить, — скорее всего он выйдет на свободу, когда уляжется пыль…