47-й самурай - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Хантер cтр.№ 73

— Мистер Омоте, черт побери. Ты хоть что-нибудь можешь запомнить?

— Ну хорошо, мистер Омоте продолжит свою работу. А тем временем полиция, возможно, обнаружит, что паспорт у меня не совсем хорош, и меня арестуют. Мне это совсем не нравится.

— Пошли.

Сьюзен направилась к машине.

— Садись.

Боб сел в машину.

Сьюзен открыла свою сумку — довольно объемистый предмет из зеленой кожи — и протянула ее Бобу. Заглянув внутрь, тот увидел рукоятку пистолета.

— «Макаров» китайского производства, абсолютно чистый. Я взяла его на четвертом этаже у парочки придурков из ЦРУ. Он заряжен волшебными конфетками под названием «калибр тридцать восемь с полым наконечником», и что бы это ни означало, все ребята просто тащатся от этого. Возьми.

— Нет.

— Свэггер, неужели ты пойдешь к ним с одним только…

— Да, пойду. В этой игре мечи — главные козыри. Это их игра. Я одержу в ней верх и стану победителем. А эту штуковину выброси в Токийский залив. За нее тебя упрячут на ближайшие четырнадцать лет в женскую тюрьму, а там нет сумок от Кейт Спейд.

— Надеюсь, ты останешься жив и объяснишь мне, как деревенщина из Юты, говорящий словно Джонни Кэш до лечения, [29] может узнать по виду сумку от Кейт Спейд?

— Во-первых, я из Айдахо, а до этого жил в Арканзасе. А во-вторых, моя дочь упросила меня купить ей такую. Еще одну я купил для своей жены. Вижу, ты неплохо зарабатываешь. Такие стоят недешево. Ты точно не хочешь выпить?

Этот вопрос был настолько глупым, что Сьюзен даже не сочла нужным на него отвечать. Она просто молча посмотрела на Боба. Тот достал из бумажного пакета плоскую фляжку, отвинтил крышку, понюхал, улыбнулся и, поднимая тост, провозгласил:

— Твое здоровье!

С этими словами Боб плеснул виски себе на голову и свободной рукой взъерошил волосы.

Немного виски он плеснул себе на шею.

Вернул фляжку Сьюзен.

Ослабил галстук, расстегнул на рубашке четыре пуговицы и вытащил ее с одной стороны из брюк.

— «В основе пути воина всегда лежит обман». Ягуи, тысяча шестьсот тридцать пятый год.

— Ну хорошо, Свэггер, сдаюсь. Ступай на свою войну.

— До встречи, — бросил Боб, выходя из машины.

— Буду ждать тебя, если, конечно, ты вернешься.

Нии был просто восхищен. Старик, босой и в каком-то черном балахоне, в очках с такими толстыми стеклами, что его глаза за ними казались огромными, словно у жука, сидел на низком табурете, установленном на помосте. Он был похож на музыканта. Склонившись над длинной изогнутой полосой стали, старик пристально разглядывал ее, левой рукой прижимая лезвие к деревянной колоде, в правой сжимая кусок наждачного камня. У правой ноги стояло ведерко с водой.

Старик занимался тем, что называется окончательной доводкой. Сражение было долгим, медленным. Началось оно с абразивных камней, а также с воображения, опыта и знаний старика, которые все вместе были приложены к лезвию в полную силу. Отчасти это была любовь, отчасти — ненависть, а в целом — искусство. Со своей стороны, лезвие отчаянно сопротивлялось. Его шрамы были с гордостью заслужены в давно забытых боях, поверхность потемнела от крови многих убитых как за правое дело, так и за неправое. Лезвие не хотело возвращаться к церемониальной девственной чистоте.

В этом сражении оружием старика были абразивные камни. Их были десятки, каждый со своим особым названием, со своим особым зерном, со своим особым лицом; использовать их можно было только в определенном порядке, работая в определенном направлении, и искусство ведения этой кампании заключалось в том, чтобы правильно находить место для каждого камня в этом долгом неспешном ритуале. Сморщенное лицо старика напоминало чернослив, но волосы его оставались длинными и пышными. Он больше походил на саксофониста, чем на воина, однако он был воином, и о его неудержимом натиске свидетельствовал блеск миллиона мельчайших стальных опилок, усеявших все вокруг, несмотря на то что старик каждый час собирал их пылесосом, ибо непобежденная частица стали, попавшая между камнем и лезвием, может вызвать непоправимое.

На глазах у Нии с неторопливой точностью из чего-то обыденного получалось творение красоты. То, что вначале казалось обыкновенным куском старой стали, поцарапанной, обшарпанной, тронутой пятнами ржавчины, приобрело фактуру и цвет. Лезвие не блестело отраженным светом — оно сияло, словно подсвеченное изнутри. Казалось, после удаления с поверхности старого металла оно снова обрело жизнь и силы. Расплывчатая, неясная полоса канавки проходила через все лезвие; острие было беспощадно жестоким в своем совершенстве — пара дюймов смертоносной стали, готовой разрезать все, что угодно. Более мягкий металл основания отливал золотом, солидный и обволакивающий, однако скорее податливый, а не хрупкий и твердый, а две канавки (бо-хи) придавали ему аэродинамическую чистоту, заставляя петь, когда клинок рассекал воздух. От одного взгляда на лезвие становилось понятно, что оно жаждет крови. В нем сочетались священное и нечестивое. Оно хотело только одного — снова напиться крови, однако в нем также был сконцентрирован гений народа этих маленьких островов, создавших его и распространивших его дух и душу на половину земного шара. Ничего этого Нии не понимал и не сумел бы выразить словами. Он просто чувствовал. В кои-то веки он перестал думать о смазливых девочках.

Старик работал сосредоточенно, не видя перед собой ничего, кроме лезвия, которое держал в шести дюймах от лица. Невозмутимый и хладнокровный, он не обращал никакого внимания на боевиков якудзы, тем самым показывая им, какие они никчемные, несмотря на силу и внешний лоск. Старик жил своей работой. Он вынужден был смириться с этим в тот день несколько недель назад, когда они нагрянули к нему домой с пистолетами и большой пачкой денег.

— Ты выполнишь эту работу. И пока никакой другой работы делать не будешь. Ты сохранишь все в полной тайне. За тобой будут следить. Ты должен закончить к первой неделе декабря.

— Я не успею к этому сроку.

— Успеешь, — сказал ему Кондо. — Несомненно, ты знаешь, кто я такой и что я могу. Мне очень не хотелось бы проливать твою кровь…

— Жизнь, смерть — какая разница.

— Для тебя в твои восемьдесят лет, возможно, никакой разницы и нет, но, наверное, она есть для твоих детей, внуков, их жен, друзей и так далее. Мы оставим в этом городке огромную дыру.

Старик скрепя сердце вынужден был согласиться. Он полностью отдался лезвию. Да и какой у него был выбор?

И вот работа почти закончена. Еще один придирчивый взгляд, последнее прикосновение абразивного камня, наслаждение полной силой…

— Нии! — окликнул кто-то.