— Да, сэр, — проронил Эрл самым унылым полицейским голосом, на какой был способен.
— Давайте-ка посмотрим, куда она идет, — продолжат босс, явно потрясенный внешностью пышной коричневой красотки. — Нет, ее прямо-таки чертовски много!
— Да, босс.
Автомобиль медленно полз по узкой улице, покрытой брусчаткой, уложенной руками рабов столетие, а то и два тому назад. Свет и тени от уличных фонарей играли на мясистой плоти, покрытой коричневой кожей.
Женщина, покачивавшаяся на высоких каблуках, наконец-то добралась до места назначения и резко остановилась. Обернувшись, она взглянула на мужчин, сидевших в «кадиллаке», и бойко подмигнула, глядя прямо в глаза боссу. Затем отворила дверь, освещенную светом красного фонаря, и скрылась внутри.
— Хозяин, похоже, она в вас влюбилась.
— Мне тоже так кажется. А что вы думаете, Эрл?
«Она шлюха, — подумал Эрл. — Ей платят, чтобы она любила. Именно этим шлюхи и занимаются. Поэтому они шлюхи».
— Она выглядит доступной.
Никакого другого ответа он выдумать не смог.
— Пепе, остановите здесь. Идите за ней и посмотрите, что к чему. Потом все мне подробно расскажете.
Пепе начал выбираться из машины.
— Подождите немного, сэр, — сказал Эрл. — Мистер конгрессмен, это плохая затея. Насколько мне известно, мы находимся в нехорошей части города. Эта девка — проститутка, ясно как белый день. Вы не знаете, кто там окажется у нее: то ли сутенер с ножом, то ли пара-тройка грабителей. Может случиться одна из тех вещей, которых человеку с вашим положением стоило бы избегать. Конечно, ничего серьезного не произойдет, но можно ожидать неприятных волнений.
— Знаете что, Эрл... — начал было Хозяин Гарри, но тут его решительно перебил Лейн Броджинс:
— Черт возьми, Суэггер, вы здесь не для того, чтобы рассуждать и давать советы. Перед вами конгрессмен Соединенных Штатов, который будет ходить туда, куда сочтет нужным, и делать все, что захочет. Ваше дело не решать, что делать и чего не делать, а, черт возьми, делать все, чтобы он при любых обстоятельствах был цел и невредим. Это ваша единственная обязанность, черт вас возьми!
— Эрл, — снова заговорил босс, — идите вместе с Пепе и посмотрите, какая там обстановка. А мы подождем здесь. Пепе, подойдите на секунду.
Маленький крепыш-кубинец наклонился, и Гарри что-то прошептал ему на ухо. Пепе с серьезным видом кивнул.
Эрл ничего не сказал. Похоже, что говорить не было никакого смысла. Он поднял руку и прикоснулся к кольту «супер» тридцать восьмого калибра, который лежал в кобуре, подвешенной к левому плечу. Просто чтобы напомнить себе: да, оружие здесь. Затем он вышел следом за Пепе на тротуар, освещенный светом красного фонаря, и остановился, глядя, как сержант стучит в дверь. Вскоре маленькое квадратное окошечко в двери отворилось, и кто-то стоявший за дверью осмотрел обоих с головы до пят. Потом глазок закрылся, дверь отворилась, и они вошли внутрь.
9
Спешнев никогда не ходил по пятам за объектом слежки. Этому его научил суровый урок, полученный в тридцать седьмом году в Барселоне, когда двое анархо-синдикалистов заметили его и устроили засаду, после чего ему пришлось долго ползти по задворкам. Как выяснилось, если у тебя в животе пуля от «люгера», это очень нелегкое дело.
Поэтому он проводил операцию аккуратно, вдумчиво используя классические методы, отрабатывавшиеся добрую сотню лет шпионами царского правительства, а затем ЧК-НКВД. Он до сих пор не разучился использовать различные мелочи. Ни разу не выехал за пределы города. Висеть на хвосте у кого-то на пыльных кубинских дорогах было просто невозможно. Зато в Гаване все получалось прекрасно. Он ездил в такси, не пристраиваясь вплотную к американцам. Порой ехал параллельным курсом, а иногда, если улицы оказывались переполненными, пересекал их путь и проезжал навстречу. У Спешнева был при себе портфель со шляпами, которые он ежечасно менял: белую соломенную шляпу-канотье, какие чаше всего попадались на улицах, на элегантную фетровую «федору»
[22]
, ее — на мятую крестьянскую соломенную шляпу, а ее, в свою очередь, на туго обтягивавшую голову красную бандану. Он не позволял себе даже случайно остаться в том же обличье чуть дольше запланированного срока. Была у него пара галстуков, а вдобавок еще и боло
[23]
, которые он, в зависимости от обстоятельств, то повязывал, то прятал. Пиджак он тоже то надевал, то снимал, то застегивал, то расстегивал, то поднимал воротник, то опускал. А еще в чисто случайные моменты, определяемые какими-то предвиденными, хотя и непредсказуемыми обстоятельствами — например, появлением голубя со светло-серыми крылышками или женщины, продающей билеты bolita, местной неофициальной лотереи (женщины среди лотерейщиков попадались очень редко), — он покидал машину. В другие моменты он, опираясь на свой профессиональный инстинкт, угадывал, куда направляются объекты наблюдения, и приезжал туда первым — не следил за ними, а как бы прокладывал им дорогу.
Конечно, все это влетало в копеечку, причем такую копеечку, что Пашин должен был прийти в ярость, ибо Пашин ни за что на свете не согласился бы утвердить расходы на такси, не позволил бы нанять машину с шофером и не разрешил бы даже на волосок изменить порядок выполнения своего приказа. Ничего, Пашин, проглотишь. От тебя ждут так много, что придется проглотить.
И потому уже под утро, когда конгрессмен и самые интересные из его спутников сладко спали после утомительных вчерашних приключений, Спешнев шел в какое-нибудь захудалое казино, проигрывал немного в блэк-джек
[24]
, а потом, когда ставки возрастали и в ход шли мелкие картинки, делал одну-две крупные игры, забирал выигрыш и уходил. Он еще ни разу не играл два раза в одном и том же месте и никогда не выигрывал много, чтобы не вызвать у местных бандитов соблазна избить и ограбить его. Он просто запоминал выходившие наборы, делал в уме расчеты, требовавшие сверхъестественной концентрации, выигрывал и, не задерживаясь, удалялся, пока его не запомнили и пока выигрыш можно было отнести за счет простого везения, а не профессионального навыка. За несколько ночей он успел выиграть десять тысяч долларов. «Просто стыд и позор, — говорил себе Спешнев, — что я до сих пор не дезертировал и не начал пользоваться своей памятью и умением считать ради собственной выгоды, вращаясь в мировых игорных центрах».
Но поскольку он был, конечно же, дураком, то продолжал выполнять свой долг перед людьми, которые его в грош не ставили, перед системой, которая несколько раз пыталась убить его и чуть не преуспела в этом, перед циниками, мерзавцами и человеконенавистниками, заправлявшими в разведывательной службе. В этом мире у него не было ничего, кроме долга.