— Я вовсе не хотел скрывать от тебя это место. И нет тут никакой тайны. Я просто никак не мог собраться рассказать тебе.
— Я ничего не искала и не спрашивала. Пришло письмо из округа Полк, из налоговой инспекции — его переслали сюда из Корпуса морской пехоты. На нем стоял штамп: «Вскрыть немедленно». Я и вскрыла. Требовали, чтобы ты заплатил за двести пятьдесят акров земли в Полке, около шоссе номер восемь. У тебя был просрочен платеж: восемь тысяч сто двадцать семь долларов пятьдесят центов и еще три доллара штрафа. Я послала им чек. Потом я подумала об этом и на прошлой неделе, перед этой заварушкой со стрельбой, попросила Мэри Блантон отвезти меня туда. Мы провели на ферме весь день.
— Насколько я помню, это хорошее место, — сказал он. — Старик его изрядно обустроил и очень придирчиво заправлял там делами.
— Это замечательное место, Эрл. Дом, правда, требует ремонта, в основном покраски, но есть и большой сад. Я насчитала четыре спальни. В кухню никто не входил уже несколько лет. Ее тоже, наверно, потребуется отремонтировать. Но, Эрл, там есть земля. Есть фермерская земля, которую можно было бы сдать в аренду, есть ручей, есть даже лес, где ты мог бы охотиться и воспитывать своих детей. Там есть луга, и загон, и прекрасный сарай. Эрл, милый мой, мы могли бы так счастливо жить там. И ведь это принадлежит нам. Уже принадлежит. Мы могли бы переехать туда хоть завтра. Мне не пришлось бы жить в этой трубе и ездить на работу на автобусе. Я могла бы найти где-нибудь в Полке место учительницы. А когда родится ребенок, у него или у нее будет замечательное место, где расти.
— В первую неделю после того, как я вышел в отставку, — сказал он, — когда я ехал в Форт-Смит, к тебе, в минувшем декабре... Я остановился там и провел там некоторое время.
— Ты не хочешь ехать туда, верно, Эрл? Я слышу это по твоему голосу.
— Я с трудом удержался, так мне хотелось спалить все дотла. Это было бы прекрасно. Мне так хотелось и хочется увидеть, как этот дом пожирает пламя. Это...
Он умолк.
— Это — что, Эрл?
— В этом месте очень много зла. Там живут призраки. Ты видела миленькую маленькую ферму, а я вижу место, где умер Мой брат. Он повесился в сороковом году. Я почти не был с ним знаком. И уж наверняка не сделал ему ничего хорошего. Его большой сильный старший брат не сделал для него ровным счетом ничего, ни крошечки хорошего. Я лишь помог ему сломаться — как и все остальные. Никто не сделал ему ничего доброго. Никто не встал на его защиту. Мой старик имел привычку лупцевать меня в подвале этого самого дома, так что я предполагаю, что Бобби Ли он бил тоже.
— В доме не должно остаться никаких воспоминаний об этом. Мы покрасили бы его в белый цвет, я бы привела в порядок сад и следила бы за ним. Поля вокруг ты мог бы сдать в аренду, как это делал твой отец, и это мог бы быть хороший дом, счастливый дом. Дом, полный детей.
Эрл доел свой хот-дог.
— Я не знаю. Я совершенно не уверен, что смогу находиться в том месте. Позволь мне подумать.
— Эрл, я знаю, что ты не любишь вспоминать о своем детстве, знаю, что оно было плохим. Но ты должен думать и о детстве своего ребенка. Ты хочешь, чтобы он родился в сборном доме из гофрированного железа на военной базе? Или на большой, красивой ферме, расположенной в самом красивом месте штата?
— Это не простой вопрос, — сказал он.
— Да, понимаю.
— Я продал бы это проклятое место, если бы только мог. Но земля сейчас настолько дешева и место так далеко отовсюду, что черта с два на него нашелся бы покупатель. Интересно, когда этот хваленый послевоенный бум намерен доползти до округа Полк? Как бы там ни было, я об этом подумаю.
— Ты серьезно подумаешь?
— Да, мэм.
— Хорошо, Эрл. Я знаю, что ты найдешь выход. Знаю, что ты все сделаешь правильно. Ты всегда так поступаешь.
* * *
Следующие несколько дней у Эрла прошли прекрасно. Никогда еще свет не видывал такого трудолюбивого, такого веселого мужчины, такого хорошего мужа. Он перекрасил сборный дом изнутри в ярко-желтый цвет — на это потребовался целый день тяжелой работы, зато в квартирке стало гораздо веселее. Он погрузил старый диван на крышу своего казенного «доджа» и вывез его на свалку, а потом поехал в форт-смитский магазин «Сирс и Ребук» и купил для жены новый диван, очень симпатичный, в зеленую полоску, от которого в комнате сделалось еще светлее.
Он перекопал сад, прополол его, подстриг живую изгородь. Он дважды выводил Джун в ресторан на обед. Они ходили на прогулки. Эрл слушал, как шевелится ребенок, и они вместе пытались придумать для него имя. Джун писала длинные списки, и он смеялся над именами Адриан и Филипп, был не против Томаса и Эндрю, а Тимоти и Джеффри ему нравились. Проблема заключалась в том, что каждое из имен, за исключением Адриана, когда-то принадлежало какому-нибудь парню, морскому пехотинцу, сложившему голову где-то на островах или искалеченному там, парню, которого санитары вытащили из-под огня на носилках, а он стонал и звал маму.
Но Эрл пытался следить за тем, чтобы эти мысли не отражались у него на лице. Он изо всех сил старался держаться, как подобает мужчине, какого, по его мнению, заслуживала Джун и каким, как ему казалось, он не был. Он никогда не говорил ей о том, как его отец — призрак отца — неожиданно подкрадывался к нему и шептал в ухо что-то жестокое, оскорбительное и причиняющее боль, а потом снова ускользал, оставляя лишь солнечный свет и деревья, покачивавшиеся под легким ветерком.
В конце своего отпуска он привез Джун к доктору и сидел в приемной, пока тот осматривал ее, а потом доктор пригласил его в кабинет и разговаривал с ним, пока Джун одевалась. Эрл видел много докторов, и этот ничем не отличался от любого другого из тех, с которыми ему доводилось встречаться на перевязочном пункте, в полевом госпитале или на госпитальном судне: серьезный мужчина с официальным выражением лица, с полоской усов над губой и с глазами, которые почему-то казались бесцветными.
— Мистер Суэггер, прежде всего должен сообщить, что и у младенца, и у вашей жены все обстоит прекрасно. Здоровье обоих кажется мне хорошим, в пределах тех параметров, которые мы квалифицировали бы как нормальное, здоровое состояние, соответствующее сроку беременности. Ребенок должен родиться вовремя. Я предположил бы, что это случится в первую неделю октября.
— Да, сэр, спасибо. Это прекрасные новости.
— А теперь я хочу сказать вам кое-что еще. Нет никакой причины для беспокойства, но все же я должен отметить, что ребенок занимает в матке вашей жены немного необычное положение. Нет, не неправильное, ни в коем случае, но не совсем то, которое мы считаем наиболее предпочтительным.
— Да, сэр, — серьезно отозвался Эрл. — А Джуни знает об этом?
— Нет, не знает. Я предпочел бы не ставить ее в известность. Это причинило бы ей беспокойство, возможно совершенно излишнее. Очень может быть, что тревожиться не о чем.