Пригласительный билет мне прислал знакомый шахтовладелец из Северной Англии, симпатизировавший советским людям. (В годы войны наши моряки спасли его отца, водившего конвои в Мурманск.) Узнав, что в студенческие годы я увлекался академической греблей и даже был чемпионом Москвы в составе восьмерки ЦДКА, предприниматель заявил: «Ваша книга об Англии будет неполной, если не побываете на регате». И достал нам места в королевскую ложу.
В отличие от приглашения на чай в Букингемский дворец, в правом нижнем углу этой карточки не было никаких указаний о том, как надлежит быть одетым. Посовещавшись с женой, мы решили, что она пойдет в шляпе (по аналогии с приемом в саду), а я надену синий блэйзер с серыми брюками и рубашку с отложным воротничком. Поскольку, мол, регата будет в выходной день и на природе.
Однако церемониймейстер остановил меня, сказав, что в королевской ложе джентльмену надлежит быть в галстуке. Выручила жена, которая повязала мне на шею свою газовую косынку. С этим бантом я стал похож на поэта-декадента Серебряного века. Но путь был открыт, ибо в каком именно галстуке быть джентльмену, вправе решать лишь он сам.
Часто говорят: у англичан — как у птиц: в ярком оперении красуется самец, тогда как самка выглядит невзрачно-серой. Метафора во многом верна. Англичанки действительно избегают всего броского, вычурного. Дама из высшего общества, считают в Лондоне, следует моде настолько, насколько это ей к лицу, но никогда не идет в авангарде моды. (Это дело звезд шоу-бизнеса.)
Наблюдая за англичанками в универмаге «Харродз» и других престижных магазинах Лондона, мы не раз убеждались: ни одна москвичка не подошла бы к блеклым расцветкам, которые привлекали местных покупательниц. Англичанки любят вещи скорее консервативные, нежели экстравагантные, скорее сдержанные, чем яркие, и притом сделанные на Британских островах.
Обобщение можно отнести и к мужчинам. По умению одеваться английскому джентльмену нет равных ни в Европе, ни в Новом Свете. Но и тут дело не в броскости, а в изысканности. Модного, «заграничного» настоящий джентльмен старается избегать. И вот поистине загадка туманного Альбиона: как из невыразительных компонентов складывается образ безупречно одетого мужчины?
Но вернемся на Хэнлейскую регату. Большинство людей на трибунах составляли студенты Оксфорда и Кембриджа в соломенных шляпах-канотье и клубных пиджаках-блэйзерах. (Тут я попал в точку.) Причем не только юноши, но также их отцы и деды были в форме своих колледжей, что позволяло по расцветке галстуков безошибочно определять болельщиков за ту или иную команду.
Места в королевской ложе включали приглашение на прием, который состоялся после гонок в большом шатре у реки. Шампанское в ведерках со льдом, отварные лососи на серебряных подносах, малина со взбитыми сливками — все в соответствии с вековыми традициями. Скачки в Эскоте бывают в июне — там угощают клубникой. Ну а месяцем позже, как раз к Хэнлейской регате, поспевает малина.
Ее величество с наследным принцем обошли шатер, кланяясь направо и налево. Все блюли дворцовый ритуал: разговаривать с членами королевской семьи вправе лишь те, к кому они непосредственно обратились. Так что обогатить свою журналистскую биографию вопросом к монарху мне не удалось.
Побывав на Хэнлейской регате, я понял, почему ее называют «ярмаркой женихов». Именно так! Хотя для нашего уха более привычно словосочетание «ярмарка невест». Что больше всего поразило меня на этой великосветской тусовке, так это девушки из знатных семей. Они были на удивление активны, если не сказать настырны. Оказывается, «в высоком лондонском кругу» дела нынче делаются иначе, чем в романах Ричардсона, которыми некогда зачитывалась пушкинская Татьяна.
Потенциальные невесты не ждали, пока кто-то обратит на них внимание. Они сами подходили к юношам, вели их к подносам с шампанским, порой буквально вырывали кавалеров друг у друга. А юные джентльмены покорно уступали им право выбора. Не исключаю, такая мужская пассивность — результат раздельного обучения в частных школах. Парни попросту не привыкли быть в обществе девушек.
Благодарю судьбу, что довелось побывать в королевской ложе на Хэнлейской регате. Это столь же красочная познавательная пьеса, как воспетые Бернардом Шоу скачки в Эскоте.
Скаредность или рациональность?
Моя книга «Корни дуба. Впечатления и размышления об Англии и англичанах» была впервые опубликована в журнале «Новый мир» в 1980 году. Не прошло и двух лет, как крупнейший британский медиа-магнат Роберт Максвелл заявил, что намерен напечатать ее перевод в своем издательстве «Пергамон пресс».
Владелец множества газет, радиостанций, телекомпаний и книгоиздательств, миллиардер Максвелл стремился углублять взаимопонимание с народами за «железным занавесом». Кроме книг писателей из соц-стран, он издавал сборники речей Брежнева и Хонеккера, Гусака и Кадара. Поэтому в беседе со мной в шутку назвал себя «красной акулой», в отличие от своего конкурента Руперта Мердока, которому, по его словам, больше подходит кличка «белая акула».
Максвелл пригласил меня с женой на презентацию английского издания «Корней дуба», позаботился о том, чтобы мою книгу прорецензировали такие солидные газеты, как «Санди тайме» и «Обсервер». Из Лондона к нему в Оксфорд нас доставил «роллс-ройс» с шофером в ливрее, что у англичан считается сверхроскошью. Мы побывали в издательстве «Пергамон пресс», которое специализируется на серьезной научно-популярной литературе, познакомились с переводчиком и редактором «Корней дуба». Затем проследовали на ланч в особняк миллиардера: здание, вполне соответствующее стилю старейшего университетского центра — Оксфорда. Во время экскурсии по издательству Максвелл пригласил на ланч переводчика моей книги. То есть привел с собой не двух, а трех гостей. Это вызвало в хозяйке некоторое замешательство. Пока мы пили в гостиной джин с тоником, к обеденному столу приставили пятый стул и принесли еще одну тарелку с куском копченой скумбрии. Но когда подали горячее, на блюде было лишь четыре порции жареного цыпленка. Выразительно взглянув на жену, миллиардер объявил, что находится на диете и попросил налить ему сока. Мороженого с фруктами и сливками тоже оказалось лишь четыре вазочки. На сей раз хозяйка объявила, что бережет талию и не ест десертов. Слава богу, хоть кофе налили всем пятерым.
Так один неожиданный гость оставил хозяев без обеда в доме миллиардера. Впрочем, это не должно было меня удивлять. Я достаточно насмотрелся на лондонцев, которые берут в супермаркете четыре яйца или просят отрезать им семь ломтиков бекона. И с ситуациями вроде ланча у Максвелла сталкивался не раз.
Помню, как мы впервые остались ночевать в весьма состоятельной английской семье, где нам отвели роскошную спальню с готическими сводами и мраморной ванной. После ужина хозяйка поинтересовалась: «Сколько чашек кофе вы с супругой пьете по утрам и сколько ломтиков хлеба для вас поджарить?»
Когда ко мне в корпункт приходили лондонские гости, их удивляло, что возле телефона на моем письменном столе нет коробки от леденцов, куда желающие позвонить из чужого дома обычно кладут монеты. Оказалось, поскольку абонентская плата в Англии определяется по числу разговоров, принято платить хозяевам квартиры как за телефон-автомат.