— Ваш бальзам изумительно хорош, — возгласил Скребутан, разом высосав половину бутылки. Неужели надеялся опьянеть? Он продолжил, отдуваясь: — Ты, конечно, знаешь, Жилов, что в бухте Цуруга однажды утопили колокол, об этом еще твой любимый Басё написал. Так что колокол, слава Богу, больше ни по ком не позвонит. Давайте за это.
Я с сомнением посмотрел на висящую в воздухе карту, на сходящие с ума диаграммы и графики, я оглянулся на спящего в кресле бородача и попытался привести этот рехнувшийся мирок в чувство:
— По-моему, вы рано расслабились, ребятки.
— Это только начало, — угрожающе сказал Стас. — Мы еще только за детей пьем.
Бородач проснулся на мгновение, окинул тусклым взглядом стол и хрипло пробормотал:
— За наше безнадежное музейное дело…
Рэй посмотрела свой бокал на просвет:
— Нет на дне никакого сахара! Эй, шуты гороховые, при чем здесь «сахар на дне»?
— Потом расскажу, когда детство кончится, — пообещал я ей. — Это чертово детство, дорогие товарищи, никак не желает кончаться…
И вдруг она встала. Словно невидимая рука потянула ее вверх. Словно сила тяжести исчезла, и девочка полетела, оттолкнувшись от стула, и лицо ее вспыхнуло, осветилось изнутри, и я подумал: неужели из-за моих случайных слов? — и пустота подкатила к горлу: неужели мне удалось наконец сказать что-то по-настоящему значительное?.. Оказалось — нет. Просто отъехала вторая дверь, ведущая вглубь бункера. На пороге возникла инвалидная пневмоколяска, в которой помещался некто. Ага, подумал я, сразу поняв, кто он, этот новый гость. Ну, вот и всё, подумал я. Всё! А может, я сказал это вслух? А может даже пропел, пользуясь присутствием публики?
К спинке пневмоколяски была прикреплена стойка с несколькими банками, от которых тянулись к пациенту тонкие гибкие трубки. В банках колыхались разноцветные жидкости. Гость снял с себя ошейник-впрыскиватель, поднялся и сделал шаг, оказавшись по сию сторону двери. Это движение и этот шаг дались ему с исключительным трудом.
— Да что же вы делаете? — дико закричал Скребутан. — Кто вам позволил из лазарета выходить?
— Боюсь, у нас очень мало времени, — прошелестел человек остатками губ.
Легендарный Покойник был жив, определенно жив, однако выглядел он ужасно. Нет, ужасно — не то слово. Биопластырь не мог скрыть увечий. Я содрогнулся, хотя мне всякого довелось повидать.
— Мы и так к вам шли! — опять закричал Скребутан. — Пять минут не подождать?
Гость беззвучно повалился набок. Он повалился точно на кресло, в котором спал бородач, и не избежать бы кому-то из них легких повреждений, если бы я не сиганул прямо через стол. Рефлексы. Разлетелись пластиковые тарелки, грохнули о плитку опрокинутые стулья.
Проснувшийся бородач вскочил, бешено озираясь:
— Об мои ноги, да? Растопырился я тут, простите ради Бога…
Я поймал бессильное тело и спросил:
— Они вас что, Вася, пытали?
Зачем спрашивал, если и так знал? Покойник молчал, прикрыв глаза. Я оглядел публику и приветливо поинтересовался:
— Ну? Так они его пытали?
— Они — это которые? — сварливо осведомился Скребутан.
Темная, концентрированная ярость проникла в мою кровеносную систему, смешавшись с «бухтой Цуруга». Небезопасное сочетание, очень скверно действует на гладкую мускулатуру, покрывающую стенки сосудов. Интоксикация.
— Перестаньте, Максим, какие там у них пытки, — прошептал раненый, словно почувствовал. — Успокойтесь, Максим. Вертолет горел… потом падение в бухту… это да. А пытки… Вы, главное, не волнуйтесь, со мной все в порядке. — Он приподнял голову и посмотрел на Рэй. — Инна, ты тоже здесь? Здравствуй, Инна.
— Познакомься с нашим программистом, — зачем-то сказал мне Стас, указывая на бородача.
Тот пятился к двери и бормотал, потерянно бормотал:
— Растопырился я тут… Растопырился…
Несмотря на изрядный рост, Покойник был ненормально легким — как тряпочная кукла. Покойник был в моих руках маленьким и ненастоящим. Словно выжали человека, гигантскими челюстями пожевали. Рабочий комбинезон с надписью «АХЧ», распоротый почти во всю длину, был ему не по размеру — висел складками, мешок мешком, — очевидно, костюм был взят напрокат у кого-то из настоящих мужчин.
— Да положи ты его в кресло! — вышла Рэй из ступора.
Она обогнула стол и медленно встала передо мной на колени…
Передо мной? Что-то дрогнуло в моей груди. Но опять оказалось — не так, все не так! Вовсе не мне предназначалось это проявление чувств: девушка поймала изломанную, безвольно висящую руку и поцеловала ее.
— Ну что ты, — мучительно дернулся Василий.
Тогда Рэй, ни секунды не раздумывая, коснулась губами его страшной, босой, изувеченной ступни.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Это было в русском секторе клуба «Self-made man», расположенном на периферии Моря Ленинграда. Молодой Жилов отдыхал в обществе прелестной дамы и в компании незнакомых луностроевцев. Впрочем, почему в компании? Отдельный коврик, отдельный поднос, отдельный ночник. Зато от чужих разговоров никуда было не деться — это вам не ресторан «Москва» с личными ячейками. Выделялся долговязый парень, который был здесь, очевидно, идеологом и вожаком. Он витийствовал на темы справедливого мироустройства и, в частности, способов защиты этого мироустройства. Способы допускались все без исключения. Он говорил с нарочитой громкостью, распуская хвост не столько перед товарищами, сколько перед своей подружкой — девчонкой в красной косынке и со значком «Отличник РУБ» на комбинезоне. У парня тоже был значок: «Победитель смотра отличников РУБ». Убийцы бывают разные, горячо и жестко доказывал он. Откуда у нас, преодолевших смену эпох и достигших зенита нового века, появились эти розовые сопли? Бывают убийцы и бывают герои, вбивал он в аудиторию, размахивая бананом, как саблей; а чистюли, которые ставят тех и других на одну доску, недостойны не то что пули, даже плевка!.. Много раз Жилов слышал нечто подобное, особенно от людей, которые оружие в руках не держали. И его давно уже одолевали сомнения в праве разнообразных героев безнаказанно творить справедливость. Так что слова про чистюль и про плевки Жилов законно отнес на свой личный счет. Он вообще ненавидел коллективное и организованное накопление слюны; а еще он не любил речистых молодежных вожаков, уверенных, что жлобского значка на комбинезоне достаточно, чтобы тебя тоже считали героем. Возвысив голос, оратор подвел итог:
— Вопрос в том, что есть настоящий человек? Так называемая душа, велениям которой нам полагается следовать? Или здоровый, остро заточенный мозг, при помощи которого мы режем мироздание ломтиками? Ни то, ни другое, товарищи! Настоящий человек — это недрожащие руки. Это руки, в которые можно вложить и перо, и винтовку…
Полную ахинею нес человек. Жилов бросил реплику с места: