Как закалялась жесть - читать онлайн книгу. Автор: Александр Щеголев cтр.№ 19

— Да, хозяйка?

— А что сегодня к чаю? — нашлась Елена.

— Венецианское печенье, — учтиво ответил повар.

Из гостиной в коридор вышла мать.

— Ты здесь, моя дорогая? Входи на кухню, чего в дверях болтаться.

— Я лучше к себе. Надо к зачету готовиться.

Елена ушла. Одна гостья сменила другую.

— Сергунчик, — сказала Эвглена Теодоровна. — Душа моя. Как освободишься, займись, пожалуйста, операционной.

— Вечером клиент? — спросил повар.

— Совершенно верно. Я перенесла время. Ленусик с Бориком, вероятно, после чая в театр отбудут, так что сегодня вечером тебе придется мне помочь.

— Да, хозяйка, — поклонился Сергей.

Тень улыбки скользнула по его лицу.

27.

Новенького привозят после обеда. Он появляется мирно и очень буднично. Никаких истерик и сильных сцен; и никаких вам драк в будуаре. Боже упаси. Не сравнить с предыдущим бешеным животным, которого пришлось обездвиживать при помощи китайской вазы. Наоборот, наш гость демонстрирует веселую покорность судьбе — почти как в моем случае…

…Так и вижу, как это было. Достаточно глаза закрыть. Первая наша ночь, первая настоящая близость. Удивительная кровать — под балдахином и с роскошными спинками. Жадно меняем позы, пока не останавливаемся на той, которую Купчиха предпочитает всем прочим. Она — сверху, я — под ней. Она любит быть Хозяйкой. Расположив мое тело поудобнее, она позволяет мне кончить… А потом, когда жертва расслаблена, нажат скрытый рычажок, отпущены стопора, освобождены мощные пружины. Спинки кровати падают, обрушиваются, как кара небесная, вдавливая мое тело в матрац. Спинки — это захваты, как здесь их называют. Один прижимает ноги, второй, который в изголовье, фиксирует голову и верхнюю часть торса, включая плечи и руки. Не вырваться. Кто только ей сделал такую машину, в какой мастерской? Средневековье. Фэнтези, черт бы его побрал… Шприц наготове, наркотическая дрянь входит в мое тело. Ночная операция, которую я не помню. Утреннее пробуждение, которое ужасно хочется забыть…

Сейчас даже шприц не понадобился. Пациент в сознании: прикованный к кровати, он хохочет на всю студию:

— Эй, тетки! Гитару… где моя гитара, тетки? Хотя бы гитару в живых оставьте…

Успокаивается, только когда брезентовый чехол характерной формы кладут ему в ноги.

Чехол…

Неужели в нем то, о чем я думаю?

Неужели вот так запросто я получу средство, из-за которого вся тропаревская босот? и гопот? с почтением звала меня Скрипачом…

— Почему твой новый друг бодрствует? — спрашиваю. — У тебя что, сонное зелье кончилось?

— Ты же видишь, что это за существо, — отвечает Эвглена. — По-моему, он и так под кайфом, ботаник.

— Я о другом. Всяк сюда входящий оставляет не только надежду, но часть своей плоти. Почему сей счастливый человек миновал белую комнату с зайчиками на сводчатом потолке?

— Ой, некогда с ним возиться. Позже займусь, через час-два. Клиент только к вечеру придет, и желательно, чтоб материал был свежим. Саврасов, возьми его пока под свое шефство… хорошо?

Эвглена и правда торопится. Закрывает голого пленника простыней. Рывком усаживает тетю Тому на стул:

— Чтоб тут сидела, как гвоздем прибитая! И хватит жрать водку, скотина! Уволю!

— Подожди, где ты такого нашла? — останавливаю я супругу, прежде чем она исчезает.

— Такого? Играл на улице, подаяние собирал. От нас неподалеку, на углу.

— И пел! — вдруг гордо добавляет парень. — Ей, кстати, понравилось, как я пел, — он приподымается и смотрит на меня.

Мой вид его не только не пугает, но даже не удивляет! Он ненормальный? Или «аномальный», как сейчас выражаются?

— Увела его для домашнего концерта, — поясняет Эвглена прежде чем пойти на выход.

— Мне нужен тру-уп, я выбрал ва-ас!.. — выводит он сильным, глубоким голосом. И заливисто хохочет.

Остаемся одни, если не считать немую санитарку. Некоторое время пленник пытается вытащить руки из браслетов, тихонько ругаясь. Затем окликает меня:

— Эй, сударь, вы очень странные вещи говорили. Хотя, вы красиво говорили, поэтично. Вы, наверное, поэт? Или писатель? И голос у вас красивый, вам бы тоже петь…

— Сам ты красивый. Ты, вообще, кто?

— Д?лби-Дэн, музыкант. А по совместительству — студент Гнесинки.

— Долби-Дэн… Данила, что ли? (Он кивает. ) Сам откуда?

— Из-под Зеленограда. Деревенские мы… Вы сказали, оставь надежду всяк сюда входящий. Мы, значит, в аду?

— Хуже, парень. Мы в художественной студии.

— Я подумал, это мне наказание за грехи, — произносит он на полном серьезе.

— И что за грехи у тебя, музыкант?

— Песни, наверное. Стихи. Когда заигрываешь с инфернальным или споришь с Создателем, будь готов держать ответ. Честно говоря, я всегда ждал, что чем-нибудь таким все и закончится.

Так. Оказывается, он ждал, чокнутый. Теперь понятно, почему этот ботаник не удивлен.

— У тебя в чехле правда гитара?

— «Хохнер», Германия — подтверждает он с гордостью.

— Разреши посмотреть?

— Вы разбираетесь в инструментах?

— Не столько в инструментах, сколько в струнах.

Я раскрываю молнию зубами, стаскиваю чехол. («Аккуратнее, пожалуйста…», — стонет парень.) Осматриваю вещь. Доли секунды мне хватает, чтобы осознать — повезло. Вот оно! Впервые повезло по-настоящему… Внешний вид и звук инструмента меня не интересуют. Только струны. Я боялся, что в его хваленом «Хохнере» окажутся пластиковые струны — вот это был бы облом! Но нет. Хорошая сталь. То, что надо…

Новенький рассматривает спящего Алика Егорова:

— Что с ним?

Алик подключен к аппарату гемодиализа, еще не отошел от операции. Я объясняю:

— Сначала от него отсекли малую часть. Затем — много-много малых частей, как внутри тела, так и снаружи. Ты видишь то, что осталось.

— А какой в этом смысл — отсекать малые части?

— Самый прямой смысл, парень. Бизнес.

— Вы же сказали, здесь художественная студия.

— Изделия из человечины пользуются в некоторых салонах большим спросом.

— Спасибо, что не соврали. Я, правда, ничего не понял, но любопытство удовлетворил… О, как эротично выразился! — он широко улыбается, словно предлагая и мне повеселиться.

Улыбка его вымучена. Губы дрожат. Разыгрывать из себя героя ему все труднее.

— Мне руки когда-нибудь отстегнут?

— Полагаю, к вечеру, — не вру я.