Пани царица - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 93

Тогда Марина бросилась к донцам, однако Заруцкий встретил ее неприветливо и никакого желания мстить за Димитрия не выразил.

– Да полно притворяться! – сказал с угрюмой насмешкой. – Спасибо скажи, что он погиб, а не ты мертвая лежишь!

– Плохо ты меня знаешь! – яростно выкрикнула Марина. – Кто я теперь? Разжалованная царица? Вдова с ребенком? Никто! Димитрий, может быть, довел бы меня до Москвы, а кто теперь доведет? Ты, что ли?

– А почему не я? – тихо спросил Заруцкий. – Только скажи: этот ребенок… он мой сын?

Какая женщина на месте Марины сейчас сказала бы «нет»? Но Заруцкий отчего-то знал: любой ее ответ будет правдивым. Знал!

– Твой, – сказала она, ни мгновенья не промедлив.

Заруцкий задохнулся.

Какое-то время они молча стояли напротив, не в силах развести взгляды, потом оба враз закрыли глаза, шагнули вперед, припали друг к другу…

Но пока им было не до объятий.

Заруцкий поднял своих казаков, те напали на татар, каких только можно было найти в Калуге, перебили их. На другой день Заруцкий от имени Марины стал требовать от калужан присяги ее сыну как наследнику престола.

– Ну какой же ты Димитрий? Ты не Димитрий. Ты – Ивашка Заруцкий, такой же вор и разбойник, как я! Вот она – да, она – Марина Юрьевна, ца-ри-ца…

Треня Ус так произнес это слово, так смачно сплюнул потом, что у Марины загорелись щеки, а стоявшие вокруг люди ударились в хохот.

Марина затравленно оглядывалась. Давно не видела она такого разномастного сброда, какой собрал вокруг себя этот яицкий атаманишка по прозванью Треня Ус. С виду он более всего напоминал большого и толстого медведя – ежели только правдивы рассказы досужих людей, бродивших по северам и видавших медведей с белой шерстью. В голове Трени мешались соломенные и седые пряди, окладистая борода тоже была с сильной проседью, да и усы, свисавшие чуть не до груди и, очевидно, давшие ему прозвище, были белы. Лицо его, однако, было румяное, молодое, наверное, приглядное, да вот беда – наискось через это румяное, молодое лицо шел ужасный рубец – сразу видно, след сабельного удара, лишь чудом не раскроившего голову Трени Уса на две половинки, словно спелый астраханский арбуз.

Лишь только увидав этого человека, Марина сразу почувствовала к нему отвращение и готова была умолять Заруцкого немедля повернуть их струг прочь от Медвежьего острова, хотя уж, казалось бы, в их положении беглецов выбирать не приходилось. Однако сейчас она готова была довериться неверным речным волнам, вновь, как и прежде, положиться на изменницу, предательницу-удачу, только бы оказаться подальше от это странного, пугающего человека с пронзительным взором голубых глаз и издевательской ухмылкой разрубленного рта. Даже странно, что Треня внушал ей такой ужас, что она чуяла исходящую от него пагубность. А ведь Марина никогда раньше не встречалась с Треней, это точно, да и Заруцкий знал яицкого атаманишку только понаслышке, однако тот смотрел на прибывших так, словно видел их насквозь и ведал не только настоящее их, но и прошлое. Он сразу же развеял попытки атамана обмануть его, а между тем Заруцкому частенько удавалось выдавать себя перед разными простаками за Димитрия – чудом спасшегося от Урусова. Он рассуждал просто: дважды воскреснув после Углича и Москвы, отчего не воскреснуть Димитрию и после Калуги?

Мысль воспользоваться именем сгинувшего царька возникла у Заруцкого два года назад – после того, как пошел слух о Сидорке.

 

Это был московский дьякон Матвей, отчего-то прозванный Сидоркой. На рынке, где Сидорка выставлял себя царем, его признал какой-то знакомый. Признал и разоблачил. Ничтоже сумняшеся Сидорка сбежал в Ивангород, радостно присягнувший ему. Трехдневным звоном колоколов и пушечной пальбой народ отпраздновал появление хоть какого-то царя (безвластие уже всех порядком изнурило), и тотчас все разрозненные казачьи отряды со всей округи сбежались на призыв нового самозванца. Так что у Сидорки очень быстро образовалась собственная армия. Тогда он вступил в переговоры со шведским королем, который готов был признать Сидорку русским государем – ради союза против Польши, ради получения части российской земли. Переговоры начались, однако король шведский возьми да помри. Сидорка двинулся ко Пскову. Чуть только взял город и добрался до власти, как начал делать огромные поборы и вести себя распутно. Это очень быстро надоело псковичам. Почуяв недоброе, Сидорка бежал из города, не надев даже шапки, однако погоня настигла его и привезла обратно, приковав цепями к лошади. Подержав вора изрядно в подвале, его повезли в Москву, однако отряд подстерег Лисовский – тот самый сподвижник князя Романа Рожинского, некогда отличившийся под Троицей. Теперь он шатался со своими войсками по Московии, ставши одним из тех воронов с железными клювами, которые терзали ее нещадно. Лисовский так хотел завести себе нового «царька», что начал одолевать сопровождавшую Сидорку охрану. Казаки, волоча за собой лошадь, на которой сидел связанный вор, ударились в бегство. Вдруг Сидорка грянулся оземь; тогда кто-то из казаков взял да и приколол его копьем к земле. Просто так, на всякий случай – чтоб не достался спасителям!

Лисовский ушел ни с чем.

 

Покуда Сидорка был жив, Заруцкий неудержимо возмущался его наглостью, требуя от тех городов, которые брал с ватагой своих донцов, присягать царевичу Ивану. Все были уверены, что ребенок – сын Димитрия: это придавало его имени весомость. Ну кто стал бы присягать сыну казачьего атамана?! Поэтому, как ни ныло ретивое у Заруцкого, он был принужден признать правоту Марины, которая называла сына Иваном Дмитриевичем. Единственное, что утешало казака, это уверенность, что сын назван в его честь. Он был настолько в этом убежден, что даже не спрашивал у Марины, так ли это. Но ведь она все равно не призналась бы, что дала ребенку имя не столько Иван, сколько Ян, и думала при этом отнюдь не о Заруцком, но о черноглазом юноше по имени Янек Осмольский…

Именно желание хоть как-то закрепить свои права на сына, казалось Марине, и побудило Заруцкого называться иногда Димитрием. Когда он захватил Астрахань и утвердился в этом городе, убив воеводу Ивана Хворостинина, астраханцы так и надписывали свои челобитные: «Царю-государю Димитрию, государыне-царице и великой княгине Марине Юрьевне и государю-царевичу и великому князю Ивану Дмитриевичу».

Астрахань стала последним прибежищем «царской семьи», прошедшей за минувшие четыре года, кажется, все круги ада, испытавших и огонь, и воду, и медные трубы.

Да разве только они одни переживали муки? Разве не горела в адском огне и вся страна?