— Трудно с тобой! — повторил Олег. — Спасаешь
тебя, спасаешь — и никакой благодарности, одни упреки!
За разговором мы выбрались из подвала, оставив Никиту лежать
в углу. Меня он больше не интересовал.
— Значит, ты вытащил из люка баксы еще тогда? —
спросила я Олега, когда мы оказались наверху.
— А ты думала, я такой дурак, что поверю тебе на
слово? — отозвался он. — Деньги были — и пропали! Куда делись — никто
не знает… Ох, Соня, умеешь ты наживать неприятности на свою голову!
— Это точно, — согласилась я, — вечно лезу,
куда не просят. Стало быть, ты поэтому за мной присматривал, боялся, что я за
деньгами полезу? А чего боялся-то, раз их там уже нету…
— Глупая ты, — вздохнул он, — этими бабками
пользоваться нельзя, они бандитские, на них кровищи целый океан!
— Вот-вот. Поучи меня еще! — Я очень обиделась,
потому что никак не могла доказать Олегу, что вовсе не собиралась брать доллары
себе.
С другой стороны, поведение мое выглядело нелогично. Если не
собиралась брать деньги — почему не рассказала про них?
— Ну а ты куда их дел? — усмехнулась я.
— Если бы я себе их взял, — обиделся, в свою
очередь, Олег, — не стал бы тебя от этого мерзавца спасать. Тогда бы мне
свидетели не нужны были.
— Точно, — согласилась я и подумала, что Никиту он
не тронул из-за Ленки. Он на нее имеет виды, а как женщина станет относиться к
человеку, который арестовал и посадил ее мужа, хотя бы и бывшего?
Благородный какой Олег у нас оказался… И честный. Сдал
небось доллары государству и получил премию в размере месячного оклада…
Я отвернулась и потрогала замшевый мешочек на шее. Он был на
месте, никуда не делся.
— Ладно, — сказала я, подходя к машине Никиты.
Кот всю дорогу сидел в сумке тихо, я мысленно велела ему
никак не обнаруживать свое присутствие, потому что очень боялась, что Никита
выбросит его из машины. Теперь же Багратион почувствовал, что опасность
миновала, и отчаянно взвыл. Олег открыл машину, и мы с котом счастливо
воссоединились.
— Нам пора. — Я повернулась к Олегу. — Я не в
претензии на твое поведение, все же ты нам очень помог. И сейчас спас мне
жизнь, так что всего тебе хорошего, думаю, больше не встретимся.
Он хотел было еще что-то сказать, но передумал, махнул рукой
и исчез.
На лице Маргариты, открывшей мне дверь, отразилось
разочарование: она втайне надеялась, что раз я ушла так надолго, да еще с
котом, то, возможно, вернусь не скоро.
— Поздно гуляете, — осмелилась вякнуть она,
увидев, что из кухни появился Владимир Николаевич, и решив — при нем я не стану
ничего отвечать.
Но после всего случившегося мне было море по колено.
— Привет, папуля! — окликнула я отчима. —
Помнишь, когда мне было двенадцать лет, ты подглядывал за мной в ванной? Я
пригрозила, что пожалуюсь маме, и тогда ты купил мне огромную коробку
шоколадных конфет?
Очень интересно наблюдать за их физиономиями! Марго
ошарашенно вытаращила глаза и громко сглотнула, да так и осталась стоять с
открытым ртом.
Владимир Николаевич встал столбом и смог только проскрипеть:
— Что ты несешь?
— Да что ты стесняешься, дело житейское! —
подбодрила я его. — И вообще я не в обиде…
Он сделал шаг в мою сторону, но я встретила его самой наглой
улыбкой, которую только могла изобразить.
— Да я никогда… — начал отчим.
Это святая правда « — он никогда. Ему в голову не могло
такое прийти, потому что он вообще мало меня замечал. Но сейчас мое слово было
против его, и стало понятно, что Маргарита ему не поверит. Действительно, дело
житейское, с кем не бывает?
Впервые за последний год я увидела на лице Владимира
Николаевича человеческое выражение. Это была обида от того, что он не мог
доказать свою правоту. Не то чтобы мне стало его жалко, я отлично помнила тот
день, когда вот в этой самой прихожей он выплюнул мне, отчаявшейся и более, чем
всегда, склонной к самоубийству, несколько презрительных слов и спокойно ушел
на работу. Просто мне стало противно.
— Не бойся, я пошутила, твой Вова кристальной души
человек, — сказала я Марго.
— Дура! — крикнул мне вслед отчим, вот как его
разобрало.
В Парголове наступила ночь. Витька Стамескин, сосед покойной
Софьи Алексеевны, видел странный сон.
Ему снилось, что он находится в диких и жарких джунглях,
лежит среди корней тропических растений и его терзает какое-то ужасное животное
— помесь тигра и дикой свиньи. Это животное хватает его зубами за руки и за
шею, повторяя голосом законной жены Зинаиды:
— Проснись, Витька! Проснись, бревно бесчувственное!
Витька хотел сказать тропическому чудовищу, что и так не
спит, но тут он действительно проснулся.
В момент пробуждения ему показалось, что сон продолжается и
что чудовище из сна по-прежнему треплет его, но тут он наконец окончательно
пришел в себя и узнал Зинаиду.
Законная жена трясла Витьку, щипала за щеки и повторяла:
— Да проснись же ты наконец, изверг! Проснись, урод!
Проснись, козлище!
Да, это, несомненно, была жена.
— Чего тебе надо? — огрызнулся Стамескин. —
Что ты человеку поспать не даешь? Я, может, на работе утомившись и ночью
выспаться желаю!
— Ты, козлище, послушай. — Зинаида подняла толстый
палец. — За стенкой чтой-то творится.
— Что там может твориться, — отмахнулся Витька,
попытавшись повернуться на бок и снова заснуть.
— Да говорят тебе, уроду, — не спи! Сперва там
вроде гремели, потом ругались, потом бегали, а теперь стукот какой-то…
— Да это бабка Соня, ведьма старая, уборку не ко
времени затеяла, — отмахнулся Витька и тут совсем проснулся и вспомнил,
что старуха-соседка уж больше месяца на кладбище. Он сел на кровати и
прислушался. Из-за стены действительно доносился слабый ритмичный стук.
— Ну и стучат, — недовольно проговорил он, —
ну и пусть стучат, а нам-то что за дело?
— Да? — взвизгнула Зинаида, готовясь закатить
истерику. — А ежели они там пожар устроят — мы ведь тоже сгорим! А ежели
там чего стрясется — к тебе же Васильич, участковый, притащится!
Витька понял, что ему не отвертеться, поднялся с постели и
натянул пузырящиеся на коленях тренировочные штаны. С тяжелым вздохом он
выбрался на улицу и ткнулся в соседскую дверь.
На ней, как и накануне, висел амбарный замок. Ключа у Витьки
не было, и он хотел уже вернуться в теплую постель, но для порядка дошел до
забитого досками окна кухни.
В доски кто-то стучал.