Это был худой черноволосый мужчина с густыми бровями и
шрамом на щеке. Глаза у него действительно были выпучены, хотя и не до такой
степени, как казалось через глазок.
— Здорово, Валега! — пробасил вошедший, окинув
Анатолия подозрительным взглядом. — Ты чего так долго не открывал?
Боишься, что ли, кого?
— А хоть бы и боюсь! — прохрипел Зевако. Он решил,
что простуженный голос в его положении — неплохой выход. На него можно списать
и изменение тембра, и не всегда уместные ответы.
— Правильно боишься! — неожиданно одобрил его
гость. — Упертый пропал!
— Ну? — буркнул Анатолий, входя в роль
Хруща. — А я при чем?
— Думал, может, ты чего знаешь, раз уж ты в городе…
Кстати, ты чего это не на вахте?
Анатолий хотел ответить, что он поменялся с Кренделем, но
вовремя вспомнил, что Крендель стоит перед ним.
— А твое какое дело? — прохрипел он.
— Так ты, выходит, с Горынычем поменялся? — Крендель
нисколько не обиделся на хамское обращение. — А зверя-то своего куда
девал? Где Лютик?
— На колбасу пустил! — процедил Анатолий. —
«Собачья радость» называется! Еще вопросы будут?
— Что это ты, Валега, будто не в себе, —
прищурился Крендель, — злой такой, как будто птичью болезнь от своей девки
подхватил.
— Да отстань ты! — рявкнул Анатолий.
— Ой! — Крендель с размаху хлопнул себя по
ляжкам. — А я сразу и не врубился! Еще удивляюсь: чего это ты дома сидишь?
Шарфик-то сними, никого своей конспирацией не обманешь. Так кто тебя
наградил-то: Кристинка или Танька Мерлуза? Или эта, полная белобрысая, как ее —
Тонька?
«Еще и блондинка», — с тоской подумал Анатолий.
Полных блондинок он на дух не выносил и называл их сивыми
коровами.
— Ну ладно, — Крендель стал серьезным, — это
все семечки, дело житейское. Вот Упертый пропал — это серьезно.
— Правда, что ли? — Анатолий очень правдоподобно
изобразил удивление.
— Нет, «Известия»! — хмыкнул Крендель. —
Говорю тебе — пропал! Ты понимаешь, к чему я клоню?
— Само собой, — прохрипел Анатолий. Хотя в
действительности ровным счетом ничего не понимал.
Он машинально закрыл дверь на все запоры и двинулся в
глубину квартиры, пригласив Кренделя следовать за собой.
— Кое-кто видел, как он схлестнулся с какими-то гастролерами.
Вроде подстрелили его, — бубнил Крендель, — а может, так болтают. Это
недалеко было, он у тебя не появлялся?
— Ага, утром заходил, кофейку попить!
— Чего? — Крендель еще больше выпучил глаза, затем
громко расхохотался: — Шутишь, да?
— Шучу… само собой, шучу! — осторожно согласился
Анатолий. В разговоре с этим странным гостем он как будто шагал по минному
полю, рискуя на каждом шагу.
— Некогда мне тут. — Крендель остался стоять на
прежнем месте. — Я тебя только предупредить зашел… сам понимаешь, по
телефону о таком нельзя… Если что услышишь…
— Само собой…
— Ладно, лечись, а я уж никому не скажу.
— Спасибо, Крендель! — прочувствованно
поблагодарил Анатолий. — Век не забуду!
Крендель снова рассмеялся, как будто Анатолий очень удачно
пошутил.
— Пойду я… Только кто ж это тебя… Кристинка или Танька
Мерлуза… Кристинка или Танька…
* * *
— Ты что-нибудь понимаешь? — по инерции спросил
Маркиз, когда они с Лолой вышли из офиса фирмы «Бестинвест».
Лола молча пожала плечами.
— Не завидую я этому Окуню, — пробормотал
Маркиз, — жена убита, компаньон пропал, милиция висит на хвосте, да еще и
в сейфе кто-то покопался.
— Так может, это компаньон сейф вскрыл? — лениво
предположила Лола.
— У него ключи были, зачем ему вскрывать? —
возразил Леня, тоже без должного напора.
— Есть хочется. — Лола поглядела на вывеску
японского ресторана.
— Вот езжай домой и готовь обед, — обрадовался
Маркиз, — я скоро буду.
Он пораскинул мозгами и понял, что в деле обязательно должен
быть замешан большой желтый конверт, который привез в тот день неизвестный
человек. В таких конвертах посылают документы. А потом конверт исчез. Кто его
мог взять? Либо Евсюков, либо еще кто-то. Так что неплохо бы выяснить, что это
был за конверт и что в нем находилось. В этом поможет поставщик канцелярии Алоизий
Макарович, чьи координаты дала Лене аккуратная секретарша Людочка.
Визитка Алоизия явно была отпечатана кустарным способом — на
неровно обрезанном бумажном прямоугольничке, домашним принтером, в котором
заканчивались чернила, и поэтому буквы местами плохо пропечатались. Текст
гласил: «А. М. Закидонов. Любые канцелярские товары по самым низким
ценам. Оперативное обслуживание. Гибкая система скидок. Качественный сервис».
Маркиз набрал телефонный номер.
Трубку сняли в ту же секунду, и гнусавый простуженный голос
проговорил:
— Слушаю вас!
— Алоизий Макарович? — Леня был сама вежливость.
— Он самый! — И поставщик хрипло закашлялся.
— Наверное, я звоню вам не вовремя? Вы болеете?
— Разве я могу себе это позволить? — Алоизий
звучно высморкался и продолжил: — Болеть в наше время может только
состоятельный человек. Чем могу быть полезен?
— Мне вас рекомендовали, — ответил Леня, —
сказали, что у вас очень дешевые канцтовары при хорошем качестве…
— Так и есть, — скромно подтвердил Алоизий, —
вас не обманули. А вам что нужно?
— Бумага, ручки, степлеры… архивные папки… все, что
нужно для нормальной работы офиса!
— Нет проблем! Диктуйте адрес — я вам все немедленно
привезу. Только не раньше, чем через два часа, мне нужно подобрать все по
вашему заказу.
— Это нормально! — милостиво согласился
Маркиз. — Подъезжайте к четырнадцати часам. Записывайте! — И он
назвал Алоизию адрес мебельного магазина «Царский каприз», расположенного
напротив Музея-квартиры писателя Панаева.
В отличие от канцтоваров, которыми торговал Алоизий
Закидонов, мебель в «Царском капризе» была, мягко говоря, недешевой. Журнальный
столик в этом магазине стоил дороже нового «фольксвагена», а приличный диван
можно было приобрести примерно за те же деньги, что двухкомнатную квартиру в
спальном районе. Видимо, эта мебель действительно была рассчитана на
коронованных особ, рок-звезд первой величины или топ-менеджеров крупных
нефтяных компаний. Однако все эти категории покупателей встречаются в
Петербурге не очень часто. По крайней мере значительно реже, чем в Москве или в
Арабских Эмиратах. В связи с такой ценовой политикой покупатели не баловали
магазин посещениями, и единственный продавец, импозантный молодой человек в
мятом черном костюме, безмятежно дремал на канапе, соизмеримом по стоимости с
океанской яхтой.