— Понятно. — Леонид Петрович кивнул и обменялся
взглядом со своей спутницей.
— Ну я у него взяла две пачки бумаги для ксерокса,
рулон для факса, коробку скрепок и ежедневник. Потом двадцать минут выражала
сочувствие…
— Что? — удивленно переспросил Леонид Петрович.
— Алоизий Макарович раньше был начальником, —
ответила Людочка, — а когда случилась перестройка, его должность
сократили, и теперь он разносит по офисам бумагу. Ну и очень по этому поводу
расстраивается, так что мне приходится его выслушивать и сочувствовать. Это
занимает ровно пятнадцать минут…
— Как я вас понимаю! — покачал головой Леонид
Петрович. — А не проще ли поменять поставщика?
— У него бумага очень хорошая и недорогая. Я
заместителю директора несколько раз говорила, а он сравнил цены у разных
поставщиков и приказал терпеть.
— Понятно, — кивнул Леонид Петрович, —
значит, этот Макар Алоизиевич ушел в шестнадцать двадцать…
— Нет, Алоизий не ушел! — возразила
Людочка. — Просто к нам пришел один человек, тоже из бывших…
— Из бывших? — заинтересованно переспросил
Леонид. — Это из каких таких бывших?
— Ну из бывших начальников… которые любят вспоминать,
какие они раньше были крутые. При советской власти. Ну и они с Алоизием
Макаровичем друг друга узнали. И пока тот человек дожидался шефа, они
разговаривали о своих прошлых великих временах. А я смогла заняться делом…
Людочка взглянула на незаконченный маникюр и печально
вздохнула.
— Понятно! — Леонид Петрович переглянулся со своей
помощницей. Та кивнула и что-то приписала в блокноте.
— Потом, примерно в половине четвертого или чуть
раньше, шеф освободился и хотел принять того клиента, который разговаривал с
Алоизием, но в это время пришла Сандальская…
— Это еще кто такая?
— О! — Людочка выразительно подняла глаза к
потолку. — Инна Власьевна Сандальская — большой человек из районной
администрации. Когда она приходит, шеф запирается с ней в кабинете, никого не
принимает и не отвечает на телефонные звонки. Так что тому человеку пришлось
еще подождать. Но он не очень-то и расстроился, потому что разговорился с
Алоизием…
— Так… и долго у шефа пробыла эта Босоножкина?
— Не Босоножкина, а Сандальская! — поправила
Людочка Леонида. — Как обычно, минут пятнадцать. Потом шеф вышел, проводил
ее до двери и наконец принял того, кто ждал.
— А Алоизий?
— А Алоизий посмотрел на часы, ахнул и сказал, что его
уже давно в другой фирме дожидаются. Подхватил свои сумки и убежал… даже дверь
за собой не закрыл…
— А тот, второй бывший начальник, с которым беседовал
Алоизий, долго пробыл у вашего шефа?
— Совсем недолго, минут пять, только конверт ему
передал, такой большой, желтый, когда уходил, я этот конверт у шефа на столе
видела. Даже непонятно, чего он так долго ждал, оставил бы мне. Но шеф сказал,
что это письмо регистрировать не надо, и крикнул в кабинет Сергея Николаевича.
— А Сергей Николаевич все это время что делал? —
оживился Леонид Петрович.
— А он у себя был, по телефону разговаривал и что-то
чертил или с бумагами разбирался.
Леня подумал, что хоть один человек в фирме занимался своим
непосредственным делом.
— А дальше что было?
— А дальше, уже около четырех, они кабинет закрыли и
уехали на презентацию проекта «Квартал „Карелия“».
«Все сходится, — подумал Маркиз, — именно туда
направил Окунь Анатолия. Значит, пошли они туда вместе с Евсюковым, однако ни
один там не был. Окунь прикрылся Анатолием, а его компаньон просто слинял,
потому что в пять у него была назначена встреча с любовницей. Интересно где? И
почему они разобрались так быстро, если без пяти шесть она уже была в музее
писателя Панаева? Ехать тут, конечно, недалеко, однако вечер, пробки…»
— А потом что было? Вы когда ушли?
— А я почти сразу же, меня Василий Романович отпустил,
мне надо было эпиляцию делать, так что я офис закрыла и сразу за ними…
Маркиз внимательно слушал секретаршу, но в то же время
невольно наблюдал за черепахой.
Та вела себя чрезвычайно странно: своим костистым носом,
похожим на птичий клюв, она старательно разрывала песок на дне террариума, как
будто там, под этим песком, было спрятано что-то очень важное. Наконец она
дорылась почти до самого дна, подняла голову, склонив ее набок, и с огромным
интересом принялась что-то разглядывать. Маркиз сделал шаг в сторону террариума
и посмотрел в том же направлении.
В песке тускло блестел какой-то маленький круглый предмет
размером с двухрублевую монету.
Маркиз подошел к террариуму вплотную, сдвинул крышку и
запустил руку внутрь.
— Что вы делаете? — удивленно осведомилась
Людочка. — Эта черепаха… она очень агрессивная! Она может вас укусить!
Она, между прочим, очень больно кусается! Как-то раз я ее решила угостить
листиком салата и не успела вовремя отдернуть руку, так она меня так прихватила
— неделю потом на руке оставался след! — И Людочка гордо
продемонстрировала укушенный палец. В настоящее время он ничем не отличался от
всех остальных, разве что был украшен колечком с маленьким бриллиантиком.
Черепаха не проявила агрессивности. Она была очень удивлена
внезапным вторжением на свою территорию и в первый момент попятилась и даже
испуганно втянула голову под панцирь. Но уже в следующую секунду опомнилась,
преодолела свой испуг и растерянность и снова выдвинула голову на длинной
морщинистой шее, намереваясь немедленно изгнать наглеца прочь из своего жилища.
Но Маркиз успел воспользоваться ее замешательством и нашарить в песке тот самый
маленький блестящий предмет, который откопала черепаха.
Он выдернул руку с находкой из террариума и задвинул крышку.
Черепаха щелкнула пастью в том самом месте, где только что была его рука, и на
ее старческом личике появилось жалобное и разочарованное выражение: мало того
что у нее отобрали такую интересную находку, так даже укусить похитителя не
удалось!
Леня же разжал руку и посмотрел на тот круглый предмет,
который лежал на его ладони.
Это была пуговица.
Не какая-нибудь простецкая деревянная или пластмассовая
пуговица, которые дюжинами попадаются на каждом шагу. Нет, это была очень
необычная пуговица — бронзовая, тускло отсвечивающая, похожая на старинную
монету, с отчеканенной на ней головой грозно оскалившегося леопарда.
Точно такие же пуговицы красовались на леопардовой шубке
покойной Маргариты Михайловны Окунь, которую ее домработница сдавала в
химчистку. Маркиз отлично разглядел эти пуговицы. И помнил, как приемщица
сказала, что одной пуговицы не хватает.
Так вот где она, эта пуговица…