Капитан поднял взгляд, несколько секунд смотрел. Гере в глаза, а затем снова отвернулся равнодушно и приказал:
— Сержант, возьми кого-нибудь из людей, выведи этого человека в шахту и расстреляй.
— Чего-о-о? — Челюсть у Геры отвисла. Он не поверил своим ушам. — Ты ох...л, что ли?
Капитан не отреагировал. Сержант передвинул автомат на грудь, оглянулся.
— Волчара, поможешь? — Тот кивнул, соглашаясь. Сержант хлопнул Геру по плечу: — Докурил? Пошли тогда.
Волк подошел, цепко ухватил убийцу за предплечье.
— Да вы че, бараны, — растерянно прошептал Гера, бледнея. — Вас кончат всех за меня, ясно? Сучары позорные, вы и дня не протянете. Вам кишки вытащат через жопу и на шею намотают. Всем!
— Пошли, пошли, — подтолкнул его сержант. — Командир, подержите плащик, пожалуйста. Спасибо.
Волк потянул Геру к шахте.
Капитан постучал, приоткрыл дверь туалета, просунул внутрь руку с плащом:
— Возьмите. Наденьте.
Наташа, не глядя, протянула руку, нащупала плащ. Схватив его, девушка торопливо, дрожа, натянула поверх разорванной блузки и куртки, запахнула плотно, словно он мог согреть ее душу.
Гера вдруг понял, что его сейчас действительно расстреляют. Налет шестерочной приблатненности слетел с него, как по мановению волшебной палочки. Мертвенная бледность залила лицо. Голова у Геры закружилась. Он едва не упал в обморок. Волк и сержант поддержали его заботливо и настойчиво потянули к двери, за которой ждала смерть.
— Пацаны, — вдруг совершенно незнакомым голосом пробормотал Гера. — Не надо, а? Ну, пацаны!
— Пошли, пошли, — улыбнулся ему мертво сержант. — Ничего не поделаешь. Надо было думать раньше.
— Ну не надо, пацаны.
— Тамбовский волк тебе пацан, — мрачно ответил Волк.
— Ты, что ли? — спросил сержант.
— Не. Я — волк питерский.
— А в Тамбове что, волки другие?
— В Тамбове волки дикие. А я домашний.
Разговор происходил под аккомпанемент Гериного: «Пацаны, ну, пацаны, ну не надо, а?» Поняв, что пощады ждать не приходится, Гера уперся ногами в пол, попробовал упасть, вырваться, уцепиться за ковровое покрытие, но его легко, походя, подняли, вытащили в полумрак, на лестницу, поставили на ступеньки.
Сержант поднял автомат.
— Ну, бывай. Честно говоря, ты мне с самого начала не нравился.
— А я вообще таких, как ты, ненавижу, — поддержал товарища Волк. — Так что скучать не буду.
Гера попятился, сперва медленно, потом быстрее, повернулся и побежал вниз по лестнице. Сержант спокойно снял автомат с предохранителя, тщательно прицелился и нажал на курок. Сухой, как шелест осенней листвы, выстрел эхом прокатился по лестнице и затерялся в тоскливом плаче ветра.
Гера словно споткнулся. Ударился о бетонную шершавую стену, попытался зацепиться за нее скрюченными пальцами, но сполз на ступени, мягко, плавно, как в замедленной съемке, и завалился на спину, запрокинув голову. Его стеклянно-неподвижные угасающие глаза смотрели на мутный, пыльный фонарь, волосы трепал ветер. Губы шевельнулись последний раз, а затем он умер.
17:07. Лубянская площадь
Беклемешев открыл дверь своего кабинета и оторопел. В комнате было накурено до слезоточивости. Табачный смог висел непроницаемо-ватной завесой, и от этого казалось, что человек, сидящий за столом, парит в воздухе. Лежит на душных облаках, словно в гамаке. Это был Сытин. Он курил, старательно пуская дым кольцами, разгоняя неудавшиеся взмахами руки. Все время руками махал. Гнал смог в коридор. Увидев Зиновия, обрадовался, привстал:
— А-а-а, это ты, Зиновий. Заходи.
— Спасибо за приглашение, — буркнул тот. — Ну ты даешь, брат.
— А что такое? — вполне искренне изумился тот.
— Да так, знаешь.
— Сижу, курю, никого не трогаю, — Сытин по привычке навалился грудью на стол.— Слушай, куда вы все разбежались? Никого найти не могу. Борька где-то носится — не поймаешь. Все говорят: «Только что здесь был, только что здесь был». Прямо Неуловимый Джо какой-то.
— Я его в батальон услал, — объяснил Беклемешев, проходя к столу, присаживаясь и вынимая бланки. — Ты бы хоть фрамугу открыл. Дышать нечем.
— Сейчас сделаю, — Сытин полез открывать фрамугу, докладывая по ходу: — Из баллистической лаборатории приходили, заключение принесли. Я почитал, и вот у меня какая мысль родилась...
— У нас она тоже родилась, — сообщил майор.
— Фальшивка, да?
— Да, — Беклемешев взял из стаканчика ручку, начал заполнять какой-то бланк.
— Вот. Не ошибся я, значит. Балков тебе фоторобот оставил. На стол я положил. Вот, под папкой.
— Спасибо, — майор оторвался от писанины, взял фоторобот.
Три лица, что называется, без особых примет. Сунул карточки в кожаную папку, заодно и все остальные бумаги переложил. Без папки этой все-таки неудобно. Снова начал писать.
— А пока вы по ресторанам да девочкам променад совершать изволили, — продолжал тем временем Сытин, — я тоже не сидел сиднем, а смотался скоренько в НИИ, к которому броневик приписан.
— И что? — заинтересовался Беклемешев. — Рассказывай, рассказывай, я слушаю.
— У них две машины, — Сытин дернул за веревку, но фрамуга твердо стояла на своем. Даже не шелохнулась. — На второй возят некий крупногабаритный груз. Точнее, большие кофры. Модель «Ивеко». Машины только числятся за институтом, на самом деле их использует какое-то там управление Министерства обороны. Конкретно фамилий назвать не смогли. Заявка с фамилией шофера подавалась непосредственно перед самим выездом, а вечером аннулировалась. Так вот. Сегодняшней заявки у вахтера нет.
— Как нет? — удивился Беклемешев.
— А вот так. Нет, и все. Приехали какие-то люди с военными погонами и забрали. Директор не в курсе. Я так понял, что он вообще ни на что не жалуется, потому что Министерство обороны помогает им сводить концы с концами. Ни одного просроченного платежа, представляешь?
— Такого не бывает, — майор закончил заполнять бланк, сложил, сунул в папочку.
— А вот и бывает, как выяснилось. Институт совсем маленький, можно даже сказать, крошечный, но денежки поступают исправно. День в день. Все счета оплачены.
— Короче, сделано все, чтобы институт этот не мелькал.
— Правильно.
Сытин наконец совладал с фрамугой, но Беклемешеву этого показалось мало, и он включил вентилятор.
— Ну, Макар-следопыт, дальше давай.
— Их директор обо мне полчаса справки наводил. Звонил дежурному и всякое такое. Лично у меня сложилось впечатление, что этот научно-исследовательский институт ничего не исследует и вообще ничем не занимается. Сидят там, в шахматы играют, в шашки, в преферанс иногда. В получку. Работает только один отдел. Остальные выступают в качестве прикрытия. Для антуража. Вот так.