— Готово. Марат, ты эндоскоп подключил?
— А то!
— Сереж, опускай зонд в отверстие…
— Черт! Ни хрена я не вижу. Где это бл. ское отверстие?
— Я пальцем придерживаю. Чувствуешь?
— Все, нашел. Опускаю…
Через мгновение стремительно расширяющееся облако раскаленной плазмы поглотило подрывников, превратив их в пепел.
* * *
Взрыв был оглушающе мощным. Динамическая волна прокатилась по залу, прежде чем пол с грохотом и треском обрушился, завалив обломками подвальный этаж. Огромные голубовато-серые окна синхронно лопнули, словно выбитые гигантскими кувалдами. Ударная волна прогулялась по стоянке такси, превратив в щепки будочку диспетчера, киоски, торгующие экскурсионными путевками, вывернув с корнем оградительные столбики, подбросила в воздух стоящий здесь же «ЗиЛ» подрывной команды, согнула тополя, переломив один пополам, и разметала длинный ряд торговых палаток, выстроившихся вдоль Земляного вала.
Котов и Беклемешев успели увидеть, как падает на газон, ломая борта, кувыркающийся в воздухе грузовик, а затем динамический удар докатился и до них. Котова швырнуло на борт «Волги». Капитана же и вовсе перебросило через капот. Беклемешев упал на проезжую часть и громко выматерился.
Секунду спустя поддерживающие крышу вокзала железобетонные опоры подломились с такой легкостью, словно были сделаны из соломы. Крыша начала проседать, покрываясь рваными трещинами. Они змеились по потолку, словно удавы. Посыпались первые куски бетона с торчащими из них, застывшими в вечной муке кусками арматуры. Не выдерживая напряжения, легко, как бумага, рвалось железо. Курский вокзал был похож на карточный домик, из основания которого выдернули карту.
Поднявшийся с земли Беклемешев, механически отряхиваясь, смотрел на разваливающееся здание. Котов потирал ушибленную спину. Омоновцы застыли, наблюдая за катастрофой. Кое-кто даже приоткрыл рот.
Бетонные обломки сыпались непрерывно. Настоящий каменный дождь. Через минуту после взрыва вокзал превратился в руины.
— А я отсюда с мамой на юг ездил, — ни с того ни с сего произнес Беклемешев.
— Все ездили, — вздохнул Котов.
На площадь, завывая, въезжали пожарные машины. Вой этот был похож на стон шакальей стаи. Он вселял тревогу, сообщая всем: «Пришла беда!»
* * *
Стоящий у выбитого окна Генерал захохотал.
— Отлично! Молодец, Бегемот! Сработала твоя игрушка! Сработала!
Толстяк сидел, понурившись, положив руки на колени.
Генерал повернулся. На щеке у него темнел небольшой порез.
— Все, надо уходить. Дело сделано. — Он швырнул бинокль на диван. — Пошли. Ребята, наверное, заждались уже.
* * *
Вероника, не отрывая взгляда, смотрела на вокзал, на притихшие в тревожном ожидании тополя, на белые кубы ларьков с яркими буквами над тощими стальными козырьками. Вот появился давешний фээсбэшник, остановился, прикуривая, обменялся короткими репликами с франтом в сером костюме, невыразительно пожал плечами.
В этот момент по зданию вокзала пробежала легкая дрожь, а затем серебристым фейерверком вылетели стекла.
Вероника успела заметить надвигающуюся на них дымчато-пыльную стену динамической границы и, вжав голову в плечи, зажмурилась. В ту же секунду Марафонец шагнул вперед и, схватив девушку за плечи, развернул спиной к витрине, одновременно опуская на корточки.
Казалось, будто в помещение на полной скорости влетел гудящий товарняк.
Мишу опрокинуло на спину. Девушка и новый знакомец тоже оказались на полу. Здание тряхнуло. С потолка с жестяным звоном свалился плафон. Следом еще один. С гранатными хлопками взрывались лампочки. Покатились столы, стулья, посыпалась штукатурка. И вдруг все стихло. Мгновенно, словно ничего и не было. Только шуршал ветвями ветер на улице. Затем взвыли сирены пожарных машин и «Скорой помощи». Точь-в-точь как иерихонские трубы, возвещающие о конце света.
Вероника подняла голову. Марафонец уже был на ногах, стоял, отряхиваясь и чертыхаясь. Уютное, хорошо обставленное помещение бистро превратилось в свалку из обломков мебели и осколков стекла. По стене и потолку протянулась узкая черная трещина. Время от времени сверху осыпались тонкие струйки побелки.
Оператор Миша шевельнулся, пошарил вокруг себя рукой, нащупал упавшую камеру и открыл глаза.
— Цела, — выдохнул он с облегчением. — Цела, родимая. — Затем сел, покряхтывая, и, обведя глазами зал, сказал восхищенно: — Вот это да! Вот это, я понимаю, взрыв! Дало так дало! Класс! Мне всю физиономию осколками порезало.
Марафонец протянул Веронике руку, пояснил между делом:
— Пластит. Килограммов десять-двенадцать.
Миша заинтересованно обернулся.
— А в тротиловом эквиваленте?
— Килограммов пятьдесят.
— Ого! Знатно.
Вероника ухватилась за протянутую руку, и Марафонец легко, играючи поднял ее на ноги.
— Спасибо, — поблагодарила девушка.
— Не за что. Хорошо, что стекла толстые, иначе год бы осколки из волос вычесывали.
— Успел снять? — спросила Вероника оператора.
— Обижаешь, мать. Все до последней секундочки.
— Пошли. Может быть, прорвемся на площадь. А вы, — девушка повернулась к Марафонцу, — возвращайтесь в машину и ждите нас.
— Хорошо, — послушно согласился тот.
— И никуда не уходите! Вы мне нужны.
— Замечательно. Я пошел. — Марафонец повернулся и зашагал к двери. Под подошвами его кроссовок звонко, как погремушка, хрустело битое стекло.
09.43
— Все. — Котов распахнул дверь в кабинет. — Зиновий, собери ребят. И попроси зайти аналитиков. Времени у нас в обрез.
— Хорошо, Александр Яковлевич. — Беклемешев испарился, словно в воду канул.
— Все, — повторил Котов, на этот раз для себя.
Он бухнулся в кресло, потер лоб, размышляя. Остатки взрывного устройства сейчас собирались группой экспертов. Но среди такого количества обломков отыскать крохотные искореженные взрывом кусочки того, что раньше было бомбой… Это займет не час и не два. Хотя по типу взрывного устройства можно приблизительно выяснить место, где террорист, установивший бомбу, проходил обучение. Толковых профессионалов не так уж и много.
Первыми, конечно же, появились оперативники. Устроились кто у стены, кто у окна, кто за столом.
— Разрешите, товарищ майор? — Дверь приоткрылась.
Котов посмотрел на входящего.
— Заходите, — кивнул быстро.
Ефим Вадимович Грушницкий, один из сотрудников аналитического отдела, подошел к столу, присел, положив на темную дубовую поверхность стопку бумаг.