Ангел Света - читать онлайн книгу. Автор: Джойс Кэрол Оутс cтр.№ 100

— Значит, первым был Ди Пьеро?.. Или нет?

Оуэн постукивает ногтем между зубами, потом быстро, рывками дергает себя за бороду. Кирстен так и видит, как его лицо покрывается легким налетом испарины, — прямо на него она не глядит — и слышит свой ровный голос:

— Мне ведь уже почти восемнадцать. И я дочь Изабеллы Хэллек. Может, переменим тему?

Оуэн медленно, с хрипом втягивает в себя воздух. И произносит, словно читает документ:

— Наши действия должны утвердить справедливость. Восстановить равновесие сил. Эквилибриум. Это не будет личной местью — мы идем дальше. Ты меня понимаешь? Ты согласна?

— Да, — говорит Кирстен, закрывая глаза.

— Жертвы необходимы, — говорит Оуэн, поглаживая бородку и дергая ее, словно она ему мешает. — Но это не будут «личные» жертвы.

— Да, — говорит Кирстен.

— Самира — то есть Фусако Шигенобу — была такая девушка, работавшая в баре в Токио. Ну, и другой великий пример — Шарлотта Корде [46] . И… и… есть много других примеров, — медленно, рассеянно произносит Оуэн, — много других случаев, иллюстрирующих этот принцип.

— Да, — говорит Кирстен. — Я понимаю.

«Снова живи, — велел Оуэн, — хорошей», а сам вламывается в ее жизнь со своей странной, будоражащей красотой.

— Мы берем на себя муку судей, — шепотом произносит он. — Муку палачей.

— А Изабелла знает? Может Изабелла догадываться?

— Исключено.

Во время налета на ее дом, к примеру, он был очень осторожен. Не разорил гнезда. Не изуродовал. Ничего не сломал и не разбил.

— Ах да, — весело рассмеявшись, говорит он, — повсюду оставил отпечатки пальцев, — говорит он и крутит пальцами перед улыбающимся лицом Кирстен, — моя визитная карточка.

— Как ты думаешь, папочка знает про нас? — застенчиво спрашивает Кирстен. И через некоторое время уже смелее говорит: — Как ты думаешь… я хочу сказать… если… словом… если…

— Мы отрицаем суеверие, — говорит Оуэн.

— …если существует другой мир… душа… жизнь после смерти… я хочу сказать, конечно, не существует, но все же…

— Мы презираем суеверия, — говорит Оуэн. — Мы поклоняемся здравому смыслу.

— Вчера на почте я смотрела на фотографии разыскиваемых, — взволнованно говорит Кирстен, — и я… я… я смотрела им в глаза… ну, ты знаешь… мужчинам и женщинам… которых разыскивает ФБР… и у меня возникло странное чувство…

— Ты ходишь на эти курсы в Джорджтауне? — спрашивает Оуэн.

— …их глаза. Глаза у них прекрасные. Потому что за ними охотятся — за этими людьми. Черные, и белые, и несколько испаноязычных. Пуэрториканцы. Ты понимаешь, о чем я?

— Тебя все время тянет куда-то в сторону, — говорит Оуэн. — Ты должна научиться собирать свою силу в кулак. Даже тело держать в кулаке… Спинной хребет — центр силы, здоровья. Но прежде всего ты должна следовать указаниям. Так как насчет курсов испанского?

— Ненавижу этот язык, — говорит Кирстен. — А помнишь, Оуэн, давно это было — на Биттерфелдском озере, — папочка с Ником играли в теннис, играли без конца… и Тони Ди Пьеро тоже там был — не помню только, была ли с ним какая-нибудь женщина. И Силберы тоже. Да. Силберы тоже. Эллен тогда была еще не замужем, наверное, еще училась. Ты помнишь? А Джун плакала в машине. Они уехали на день раньше. Что-то вышло не так, произошла ссора, они уехали на день раньше, и Одри тоже плакала, а я без нее скучала… Ты помнишь? Как папочка с Ником играли в теннис? А мамочка так злилась.

— Кажется, помню, — говорит Оуэн. — Но при чем тут это?.. Я больше не копаюсь в прошлом.

— А мне иной раз так одиноко. Тогда… я хочу сказать, думая о том времени… тогда… больше было людей вокруг… их можно вызывать из прошлого… можно пытаться… ты понимаешь, о чем я?., даже если они и не были счастливы, даже если они ссорились. Ты понимаешь, о чем я?

— Нет, — говорит Оуэн.

— Папочка с Ником играли в теннис. Но я не помню, кто выиграл.

— Ты знаешь, кто выиграл, — фыркнув, говорит Оуэн.

— Кто?.. О-о… он.

— Ты же знаешь.

— Мне было тогда, наверное, лет пять или шесть. Я, наверное, тогда ходила в детский сад.

— Если ты желаешь заниматься реминисценциями, — раздраженно говорит Оуэн, — переезжай-ка назад на Рёккен, 18. Она будет рада поделиться с тобой собственными интересными воспоминаниями.

— Значит, ты думаешь, папочка не знает про нас? — произносит Кирстен еле слышно.

И Оуэн благоразумно делает вид, что не расслышал.

Оуэн, красивый, нетерпеливый Оуэн с недавно появившейся бородкой — короткой, вьющейся и рыжевато-каштановой.

Оуэн с его тайнами, с его задумчиво улыбающимися глазами.

Он прилетел к ней в мае, в Эйре, — яростный, чудесный, парящий в высях Оуэн… этакий огромный ястреб с распростертыми крыльями… после того как она прождала его тридцать шесть часов… в течение которых чуть не — или, может, ей только так кажется?., нет?., да?.. — чуть не рехнулась.

«Я приехал затем, чтобы изменить обе наши жизни, — сказал он. — То есть спасти их».

И с той минуты это уже был другой Оуэн.

Которого она боготворит.

Бородка, манера держаться, новый голос. Новая напористость в поведении. Он весит 185 фунтов; он ежедневно часами занимается физическими упражнениями; он что, тренируется?..

Кирстен спрашивает его об этом, но Оуэн, конечно, не всегда отвечает.

— Я сейчас иначе живу, — просто говорит он.

— Что это значит? — спрашивает Кирстен.

— А то и значит, что живу иначе. Поступаю иначе, следую иному распорядку дня — я не волен обсуждать его.

— А когда ты мне все расскажешь? — обиженно спрашивает Кирстен.

— Когда-нибудь.

— Я даже не знаю, где ты живешь, у меня нет даже номера твоего телефона…

— У меня есть твой — я ведь поддерживаю с тобой связь. Это главное.

— Но ты живешь в городе, да?

— Иногда — да, иногда — нет. Может, переменим тему?

— Ты что, тренируешься?.. Занимаешься какими-то физическими тренировками?.. Я хочу сказать…

— Вот ты отлично выглядишь, — говорит Оуэн, сжимая ей локоть. — Ты что, тренируешься?

— Но ты больше не хочешь со мной разговаривать, — говорит Кирстен, — я имею в виду… об определенных вещах… а мне так одиноко, я даже рада была бы вернуться домой. Я хоть могла бы разговаривать с ней… Мы терпеть не можем друг друга, мы бы рассорились, и она через неделю вышвырнула бы меня из дому, но мы бы хоть…