Поэтому сейчас Сиверов не старался вникнуть в чужие разговоры, он задерживал внимание только на ключевых фразах, словах, запоминал фамилии, клички, места встреч, зная, что через некоторое время в его голове возникнет цельная картина происходящего и он поймет истинную цель визита Иванова в Москву.
В основном в наушниках звучал немного хриплый, низкий голос. Глеб предположил, что этот голос принадлежит человеку с татуировкой, которого он видел в аэропорту, хотя тогда и не услышал ни слова. Но голос и внешность всегда связаны между собой, и эту связь Глеб хорошо чувствовал, даже если ему приходилось сталкиваться с кажущейся несуразностью, например, когда толстый гигант говорил почти фальцетом. Но в голосе тогда непременно чувствовалось повизгиванье свиньи, и все сразу становилось на свои места. Толстый – значит, свинья, значит, визг, высокий и пронзительный.
– …я с самого начала был против твоего приезда, – говорил татуированный бандит.
– Мне виднее, стоило приезжать или нет.
– Тебе не может быть виднее, ты уже потерял нюх в своей сраной Италии, – резко произнес гость Иванова, – дело-то общее, а значит, и риск общий.
Глеб представил себе, как сейчас Семен Георгиевич подносит палец ко рту, показывая, чтобы его гость не сболтнул лишнего. Если уж люди избегают называть друг друга по именам, значит, у них есть подозрение, что их прослушивают.
«Не много же я узнаю из их разговора, если они и дальше будут так осторожничать», – подумал Сиверов, закуривая вторую сигарету.
Первую он так и не погасил – короткий окурок дымил в хрустальной пепельнице, и в изломе стекла отражался темный, как рубин, огонек, подернутый сеточкой пепла.
– …это могли сделать и твои люди.
– Всегда лучше, если делаешь сам, – резонно отвечал Иванов.
– Ну что ж, раз ты здесь, будет не лишним решить пару важных вопросов.
Зашуршала бумага. Глеб до отказа повернул ручку громкости. Теперь он мог расслышать даже дыхание людей в соседнем номере.
«Сколько же их там? – подумал Сиверов. – Наверное, четверо», – и он плотнее прикрыл глаза.
Так ему было удобнее представлять происходящее в соседней комнате, от которой его отделяла лишь не очень толстая стена, сложенная из кирпича.
«Двое, скорее всего, сидят за столом. Это Иванов и татуированный. Двое других избегают вести разговоры – они охранники, – Сиверов вслушался в звуки, доносящиеся из наушников. – Нет, есть еще кто-то. Это, видимо, женщина-секретарь. Но она не в самой комнате, а в спальне, дверь которой приоткрыта».
– Здесь, – сказал татуированный, и тут же противно заскрипел фломастер по мелованной бумаге.
– Лады… "Ах так! Значит, у вас расстелен план города и вы отрабатываете маршрут.
Что ж, если вы задумали большую сделку, это только ускорит развязку, Я позволю вам довести сделку до середины. Вмешаюсь, когда уже будет передан товар, но еще не уплатят деньги или, наоборот, оплату произведут вперед и станут ждать поступления товара. Главное, ребята, спутать вам карты".
– Хорошо, я буду ждать здесь со своими людьми.
– Во сколько?
И вновь скрип фломастера.
«Даже время и то не называют вслух. Видать, напуганы. Основательно».
Сиверова не покидала мысль, что Иванов чего-то недоговаривает. Не только из боязни быть услышанным кем-то третьим, скорее всего, он скрывает истинную цель своего визита и от человека, с которым ведет разговор.
– М-да, партия, конечно, невелика… – Но зато качество! – восторженно воскликнул Иванов.
– Меня интересует общий объем в деньгах, – рассмеялся татуированный. – А качество… Здесь не Запад, чтобы за качество деньги платили. Наши покупатели люди непривередливые и не очень-то состоятельные.
– Все равно, тебе грех жаловаться.
Вновь пришлось убавить громкость, поскольку Иванов поднялся и сделал несколько шагов, которые отозвались в наушниках раскатами грома. Затем зазвенел хрусталь, и Сиверов отчетливо услышал, как раскручивается металлическая полоска, потом – как стреляет пробка шампанского и как лопаются пузырьки в фужерах.
«Налито три фужера. Выходит, все-таки их трое. Но кто же третий?»
Тут послышалось цоканье каблучков.
«Ну конечно же, женщина! Я не могу привыкнуть, что в таких делах почти на равных могут быть замешаны женщины! Наверное, ее роль сводится не только к роли секретарши-телохранителя, она имеет и право голоса в этой системе. Чего-то недосмотрел генерал Потапчук, хотя и предупредил меня, чтобы я опасался этой женщины больше остальных».
Как пили Иванов и, возможно, секретарша слышно не было, а вот татуированный умудрялся чмокать одновременно губами и языком.
– Дело почти сделано, – сказал он наконец.
И только сейчас Глеб сообразил, почему до этого времени молчала женщина:
«Она не понимает по-русски!»
Иванов обратился к ней на английском языке с удручающим акцентом. Хотя, если быть справедливым к нему, слов он не коверкал, лишь не правильно произносил звуки.
– Выпей немного шампанского, – предлагал Иванов своей секретарше. Та отказывалась. Наконец, судя по звуку, – тонкому звону хрусталя, – она все-таки взяла бокал. И Сиверову почему-то показалось, что делает она это не столько ради своего хозяина, сколько ради гостей, кем бы они ни были.
В общем, все эти ухищрения с подслушиванием были пока почти ни к чему.
Ценного Сиверов узнал крайне мало. Он мог бы поступить кондово и куда проще: выбрать какое-нибудь людное место, когда там окажется Семен Георгиевич Иванов со своими телохранителями, и показательно расстрелять всю банду. Тогда бы он тоже достиг цели: о таком происшествии наверняка написали бы все газеты, показали бы трупы в программах новостей. Но все, что делал Глеб Сиверов, он делал основательно. Слепой всегда оставлял своей жертве последний шанс, о которым сама жертва и не подозревала, – шанс оправдаться в его глазах. И если бы такое произошло, Сиверов наверняка отказался бы выполнять задание. Подобное в его жизни случилось однажды, почти в самом начале его карьеры.
«Да-да, – вспомнил Глеб, – это было мое третье задание».
Он тогда еще не имел такого веса в КГБ, какой приобрел теперь, и любая ошибка могла закончиться крушением всей его новой жизни.
Он получил тогда подробное досье, денежный задаток и заверение руководства, что общество вздохнет свободнее, когда прозвучит негромкий выстрел. Глеб залег на крыше здания противоположного тому, в котором жил человек, о котором шла речь в досье.
Все было просчитано: пути отхода, время, необходимое, чтобы преодолеть расстояние от одного дома до другого, и время, нужное ему, чтобы покинуть свою позицию. Вариант казался беспроигрышным – минута форы. Его машина успела бы бесследно раствориться в городе, оставив после себя только легкий запах выхлопных газов. Все складывалось так, чтобы покушение совершилось. Сиверову предстояло убрать торговца живым товаром, поставлявшего девушек в Турцию и Германию.