Тина стала обыскивать сумочку. Коснулась пальцами пакетика с сухариками и вытащила их. Отсчитала шесть. После нескольких движений челюстью они исчезли. Соленые, сухие, сухарики сразу же усилили ее жажду.
Всего один глоток, подумала Тина. Запить сухарики. Смягчить боль, потому что, Господи, мухи, мухи, мухи. Они были повсюду, жужжали, кусались, и чем больше она старалась не обращать на них внимания, тем больше их ползало по ее коже и впивалось жалами в ее плоть. Так она не спасется. Так она сойдет с ума, а самое малое, на что способна сумасшедшая, — это пить.
Тина потянулась к бутыли, но тут же отдернула руку. Нет, она пила. Ела. Мало, но хватит и этого. В конце концов, она не знает, долго ли пробыла здесь. Раньше Тина тщетно кричала целый час. Насколько она могла судить, этот гад бросил ее в каком-то глухом, безлюдном месте. Если так, остается рассчитывать только на свои силы. Нужно быть рассудительной, спокойной. Нужно придумать план спасения.
Тина протерла глаза. Их тут же стало жечь. Приятно было бы ощутить воду на лице. Если промыть глаза, возможно, они чуть приоткроются и она что-то увидит. Смыть пот, тогда комары наконец оставили бы ее в покое.
Глупость. Несбыточная мечта. Она в поту с головы до ног, зеленое платье прилипло к коже, белье промокло насквозь. Такую жару Тина ощущала только в финской сауне. Умывание принесло бы облегчение на две секунды. А потом она снова стала бы потной и жалкой.
Главное — беречь припасы, расходовать их экономно.
И нужно спрятаться от солнца. Найти на день тенистое, прохладное место. Потом она выберется отсюда ночью.
Тина вспомнила прогноз погоды. Все усиливающаяся жара. К концу недели температура, возможно, повысится до сорока градусов. Мало времени, тем более что она уже чувствует себя такой разбитой. Нужно двигаться. Выбраться из этой ямы или умереть здесь.
Умирать Тина пока не собиралась.
Она раздвинула пальцами опухшие веки, хоть это было и больно. По лицу потекла какая-то густая жидкость. Тина держала веки раздвинутыми, позволив себе лишь несколько раз мигнуть.
Вначале ничего. А потом… что-то липкое сползло с ее глаз, и постепенно стал появляться мир. Яркий, грубый, суровый.
Тина осмотрелась вокруг. Внизу была какая-то густая, грязная жижа. Наверху, в пятнадцати — двадцати футах, отверстие ямы. А за ним? Она не знала. Не видела никаких признаков кустов или деревьев. Однако наверху наверняка лучше, чем здесь, внизу.
Тина посмотрела на стены. Осторожно встала на край своего камня, сосчитала до трех, потом верхней частью тела качнулась вперед. Красные, воспаленные ладони с силой ударились о стену. Несколько секунд резкой, пронзительной боли. Ноги ее стояли на камнях, тело прижималось к стене ямы.
Стена оказалась прохладнее, чем ожидала Тина, и была покрыта чем-то влажным. Зеленью, решила она, притом скользкой. Как скала, покрытая водорослями или плесенью Тине хотелось с отвращением отдернуть руку. Но она заставила себя снова ощупывать стену, ища упор для руки.
Это не скала, поняла Тина через несколько секунд. Грубая поверхность была слишком ровной, без выступов или щелей. Зернистой, слегка царапающей ладони. Бетон, догадалась она. О Господи, она в искусственной яме, Этот сукин сын бросил ее в самодельный ад!
Означает ли это, что она на каком-то заднем дворе. Мысли Тины лихорадочно заметались. Может, это населенное место? Если бы только вылезти, найти путь на поверхность…
Но если она в населенном месте, почему никто не ответил на ее крики? И что это за грязь? Мутная, болотистая жижа, кишащая черт знает какими тварями… Вероятно, у него есть дом где-то в пустынной местности в лесу, вдали от цивилизации, и о нем никто не знает. Скорее всего это так, учитывая его склонности.
Но все-таки если бы вылезти… На поверхности можно побежать, спрятаться, отыскать дорогу, пойти по ручью. Даже если она глубоко в глуши, наверху у нее была бы возможность выжить. Здесь — едва ли.
Тина снова начала ощупывать бетонную стену. Теперь уже быстрее и решительнее. И вскоре нашла то, что нужно. Какую-то лозу. Длинную, зеленую, узловатую. Потом еще одну и еще. Они тянулись то ли к грязи, то ли от нее. Для Тины это не имело значения.
Обмотав три лозы вокруг руки. Тина потянула их для пробы. Они казались крепкими, упругими. По ним можно было лезть как по веревке. Упираться ногами в стену и подтягиваться. Почему бы и нет? Она десятки раз видела такое по телевизору.
Воодушевленная, Тина перепрыгнула опять на камень, служивший ей ложем, и осмотрела все, чем располагала. Сумочка ей понадобится — там еда, и как знать, что еще может пригодиться. С ней просто. Тина повесила сумочку на плечо, стараясь не вскрикнуть от боли, когда ремешок прикоснулся к обожженной солнцем коже. С водой было сложнее. Бутыль в сумочку не входила, вряд ли удастся держать ее и лозу одной рукой.
У Тины мелькнула мысль выпить всю воду. Почему бы нет? Вода будет так приятно струиться по горлу, чудесная, чистая. А она попытается выбраться отсюда. Спастись из этого ада. Если выберется наверх, припасы ей больше не понадобятся.
Вот это еще неизвестно. Она даже не знает, что там, на верху. Нет, хватит пить. Воду нужно взять с собой, несмотря на то что бутыль тяжелая и горячая. Это весь ее запас.
Платье. Ткань тонкая, легкая. Ее можно разорвать на полосы и привязать ими бутыль к сумочке. Тина потянула подол в разные стороны, но целехонькая ткань выскользнула из ее рук . Пальцы распухли и плохо действовали. Тина пыталась разорвать ее снова, снова и снова, тяжело дыша и приходила в Бешенство. Проклятая ткань не рвалась. Нужны ножницы. А вот это в сумочке и нет.
Она подавила рыдание. Вновь почувствовала себя побежденной, когда опять налетели комары, привлеченные ее и подвижностью. Нужно двигаться, нужно что-то делать!
Лифчик. Снять его и продеть в ручку бутыли, бретельки надеть на руку. Или еще лучше прикрепить лифчик к ремешку сумочки, пусть бутыль свисает с него. Тогда руки будут свободны и она подтянется. Превосходно.
Тина стянула с себя платье. Мухи и комары сразу же оживились. Нетронутое белое тело. Свежие, неокровавленные участки. Снимая пропитанный потом лифчик, она старалась не думать о них. Нейлоновая ткань была липкой. Тина поморщилась и, вздохнув, сняла лифчик.
Надевать снова мокрое, пропахшее потом платье казалось сущим мучением. В такую жару гораздо лучше быть нагой, не ощущать ткани, трущей раздраженную соленую кожу. Легчайший ветерок коснулся грудей, спины…
Тина скрипнула зубами и стала натягивать платье, ткань скручивалась и морщилась. Нога ее скользнула по камню. Тина зашаталась, глядя на мутную жижу. Легла на камень и крепко ухватилась за него.
Сердце ее учащенно билось. О, как ей хотелось покончить с этим. Хотелось домой. Хотелось увидеть мать. Хотелось чудесной миннесотской зимы, когда можно выбежать из дома и броситься в глубокий белый снег. Ей вспомнился вкус снежинок на кончике языка. Ощущение того, как они тают во рту. Приятное, щекочущее прикосновение снежинок к ресницам.