Законы отцов наших - читать онлайн книгу. Автор: Скотт Туроу cтр.№ 87

Ближе к обеду я зашел в соседнюю квартиру повидать Майкла. Он сидел в полутьме в старом кресле-качалке. Из одежды на нем были только синие джинсы, из которых торчали длинные костлявые ступни. Как и предполагала Джун, катастрофа подействовала на него очень угнетающе.

— С тобой все в порядке?

Подняв руку к выключателю, он включил свет. Потухшие, покрасневшие глаза были полны неизбывной грусти. Длинные соломенные локоны разметались по спинке кресла, на которую он откинул голову.

— Какой ужасный день, — сказал Майкл.

У меня вдруг мелькнуло в голове, что, должно быть, он просидел в этом кресле без движения несколько часов подряд. Я всегда считал, что Майкл видел в себе нейтралиста. Он любил возиться с Нилом, он обожал физику. Я не сомневался, что он был влюблен в Джун. Во всем этом он принадлежал к высшему, более эфемерному миру, где простая чистота чувств вполне приемлема. Теперь же он против своей воли оказался втянутым в этот грубый, жестокий мир политики. Будучи еще одной душой, искалеченной любовью, я, конечно же, питал к Майклу огромную симпатию.

— Ты не хочешь разговаривать об этом? — спросил я.

Он покачал головой: нет. Весь день я размышлял над тем, насколько права была Джун, сказав мне, что Майкл чувствует себя преданным. Я не сомневался, что она будет уверять меня в полной непричастности себя и своего мужа к взрыву. Однако, перебирая в уме случайные ремарки Джун и пытаясь связать их логически, я увидел, что, как обычно, сказано было больше, чем мне показалось первоначально. Около полуночи Джун оставила Эдгара, который совещался с адвокатами, и отправилась к Майклу. Наверное, так было запланировано заранее. Они уже все предусмотрели. И в результате он ушел из лаборатории, где должен был бы работать в момент взрыва. Ни я, ни он не могли поверить в случайное совпадение. И вот теперь, стоя в его убогой квартире с голыми стенами, я пытался утешить его как мог.

— Послушай, я вот что хочу сказать. Ведь если подумать об этом, — я понизил голос, — то получится, что она защитила тебя, дружище. Она спасла тебя.

Он ударил себя ребром ладони по лбу и опять начал плакать. Физика, который пострадал при взрыве, звали Патрик Ланглуа. Он был родом из Квебека. Патрику не повезло. Ему ампутировали почти все пальцы на правой руке, за исключением указательного — жуткий рудимент, приросший к культе. Майкл, должно быть, неплохо знал его.

Из слов Люси я заключил, что Майкл разговаривал с Джун о любви, преданности и совместной жизни. И все же, рисуя себе их будущие отношения, я сомневался, что Джун интересуют такие вещи. Она просто искала себе какое-то пристанище, временное прибежище в царстве чистого чувства, покоя за пределами революционной доктрины. И часть Майкла, должно быть, приняла эти условия, даже с радостью. Тем более что это было его истинной обителью. Однако теперь он остался наедине с размышлениями о моральной стороне своих мотивов. В разговорах с Джун Майкл мог случайно обмолвиться, ненароком выдать какие-то секретные сведения, которые через членов «Одной сотни цветов» передали ловким коммандос, пронесшим в темноте пластиковую взрывчатку и детонаторы. А что, если бы Джун не смогла по какой-то причине дозвониться до него? Что, если бы он решил задержаться на работе? Ведь Майкл всегда наслаждался работой в те часы, когда огромная лаборатория пустела и целиком оставалась в его распоряжении. Ему не могли не прийти в голову мысли и об Эдгаре. Руководила ли последним идейная революционная необходимость, или он просто хотел отомстить любовнику жены? Я понимал, что в этой тяжелой истории было для Майкла хуже всего. То, что Джун знала. Знала и подчинилась воле Эдгара. Самым красноречивым, самым наглядным образом она продемонстрировала всем свою истинную преданность. Какие бы надежды в Майкле ни пробудила Джун, она не могла более явно показать, что предпочла ему Эдгара. Его предали.

— Может, пообедаешь у меня?

— Нет настроения, — ответил он.

— Ладно. Смотри, парень, я тут рядом, если что — заходи.

Как уже часто бывало, Джун спросила, не мог ли бы я посидеть с Нилом, пока они с Эдгаром прокатятся на машине. Это означало, что им нужно уединиться в автомобиле, где нет подслушивающих устройств. Они имели обыкновение часами кружить по улицам, поглядывая в зеркало заднего вида и обсуждая планы дальнейших действий. Мы с Нилом почти весь вечер играли в войну на Марсе.

— А куда эти свиньи забирали Эдгара? — спросил Нил.

— В участок.

В который уже раз он задавал одни и те же вопросы, а я давал одни и те же ответы.

— Но ведь они не арестовывают детей, верно?

— Ни в коем случае. Никто не может арестовать ребенка. А с Эдгаром все в порядке. Он вернулся домой. Ты же сам видел.

— Он очень зол. Потому что судья сказал, что его могут посадить. Когда я вырасту, то обязательно стану полицейским.

— В самом деле?

— Тогда я смогу арестовать тех, кого нужно.

— Послушай, с Эдгаром все в порядке. С ним ничего не случилось, ведь так? С ним хорошо обращались, его не били. Просто ему задали несколько вопросов и отпустили.

— Я бы не арестовал Эдгара! — Нил вдруг расплакался.

У него часто бывали такие срывы, когда он начинал думать об Эдгаре. Между тем мальчика никогда не наказывали физически. Эдгар редко повышал на него голос. Однако, будучи отцом, он не мог перестать быть собой и вечно поучал, наставлял сына, всегда поправлял его, переходя к следующему уроку, как только предыдущий был усвоен.

На Рождество я стал свидетелем ужасной сцены, когда Эдгар пытался убедить Нила отдать одну из его немногих игрушек — плюшевого поросенка — в фонд помощи неимущим в Окленде. Поросенок был весь засален и протерт чуть ли не до дыр и больше походил на продолговатую тряпичную шишку цвета десен. Нил редко играл с ним теперь, когда у него был Бабу, красивый новый медведь со шкурой из блестящего синтетического меха. Однако когда Эдгар объяснил сыну, как следует поступить с поросенком, Нил сграбастал игрушку и, крепко прижав к себе, принялся заунывно хныкать. Эдгар же, привыкший все свои намерения доводить до конца, тоже ухватил поросенка за ногу и стал тянуть к себе, не переставая в то же время рассказывать сыну о других детях, у которых совсем нет никаких игрушек.

— Я хочу его, — упрямо отвечал Нил, — я хочу его.

Изо всех сил он тащил поросенка к себе, упираясь ногами в пол. Наконец раздался негромкий треск, и на пол упало несколько пыльных тряпочек, которыми была набита игрушка.

В этом противоборстве бедный поросенок потерял ногу. Изумившись, Эдгар некоторое время стоял и молча взирал на изуродованную игрушку. Затем отдал туловище поросенка Нилу, а сам сходил в детскую и принес оттуда Бабу. Держа медвежонка над головой, он направился к выходу.

— Теперь дети бедняков получат вот это, — объявил Эдгар.

Его высокий лоб весь сморщился от гнева. Таким я его, пожалуй, никогда не видел, даже тогда, когда он произносил страстные речи на митингах. Нил, шлепнувшийся на пол, не осмелился встать на ноги. Он сидел совсем беззвучно, пока отец не закрыл за собой дверь, после чего сразу же завыл. Не помня себя от жалости, Джун бросилась на колени и прижала сына к груди. Они застыли неподвижно в своем горе, словно высеченная из камня скорбная скульптура.