– Это правильно.
– Вы лгали, не так ли?
Джек внимательно просматривал пленку. Салли, похоже, боролась с собой; она моргнула дважды и сказала:
– Я могу объяснить.
– Пожалуйста, объясните, – попросил Радски.
– Это случилось еще до того, как мы вступили в брак.
В динамиках заскрипел сдавленный смех Радски.
– Как возможно обманывать своего мужа еще до того, как вы вышли за него замуж?
– Я встречалась только с Майком в течение двух лет. За несколько месяцев до нашей свадьбы мы поссорились и порвали отношения. Я была в отчаянии. Я сошлась с одним человеком, поскольку думала, что он друг, а он… в общем, я совершила ошибку. Фактически это не было изменой, так как мы с Майком не состояли в браке. У нас в тот период даже не было любовных свиданий. Но в душе я считала, что обманываю его. Так что я не лгала, когда ответила «нет» на вопрос детектора лжи. Но я чувствовала, что я вроде как лгу, и думаю, именно это машина и подметила.
Снова наступила тишина, словно Радски пытался заставить ее устыдиться. Наконец прозвучал очередной вопрос.
– Неужели вы в самом деле полагаете, что я вам поверю?
– Это правда.
– Я начинаю сомневаться в правдивости ответов, которые вы давали до сих пор.
Салли поджала губы, словно переходя к обороне.
– Что вы имеете в виду?
– Вы утверждаете, что существовал преследователь.
– Да, существовал.
– Но вы не можете сказать нам, как он выглядел.
– Нет, не могу.
– Вы не можете сказать нам, как звучал его голос.
– Нет.
– Вы ничего не можете сказать нам о нем, кроме того, что он «мог быть кем угодно».
– Жаль, что я больше ничего не могу вам сказать.
– И долго ли продолжалось это приставание до убийства вашей дочери?
– Несколько месяцев.
– Но вы не делали никаких заявлений в полицию до тех пор, пока вашу дочь не убили.
– Обращение в полицию еще больше разозлило бы его.
– Вы даже своему мужу об этом не говорили.
– Я боялась, что он заставит меня уйти с работы, а это было нам не по средствам. И я не хотела, чтобы он вошел в раж и начал делать глупости. Например, приобрел пистолет. Мне не хотелось, чтобы в доме, где живет четырехлетняя девочка, было оружие.
– Давайте прекратим врать, а, миссис Феннинг?
Джек придвинулся ближе к экрану, чувствуя, что прокурор сейчас задаст убийственный вопрос. Салли нервничала. Обвинительный тон Радски явно начинал приносить плоды.
– Я не вру, – сказала она дрожащим голосом.
– Истинная причина того, почему вы не сказали мужу о преследователе, состоит в том, что вы боялись, как бы он не подумал, будто вы его снова обманываете.
– Безумие какое-то.
– Вы и после изменяли ему, не так ли? Именно поэтому вы не заявили в полицию о том, что вас преследуют.
– Вы ошибаетесь.
– Вот почему вы не сказали вашему мужу, что кто-то вас преследует.
– Это неправда.
– Что случилось, Салли? Вы не хотели покинуть своего мужа, и ваш любовник пришел в ярость?
– Нет.
– Пришел в такое бешенство, что стал преследовать вас?
– Нет.
– Пришел в такое бешенство, что убил вашу дочь?
– Нет, нет!
Казалось, Салли вот-вот заплачет. Никто не предложил ей платка. И она вытерла слезы рукавом.
– Давайте начистоту, Салли. Правда уже вышла наружу на полиграфе. Признаки обмана появились в вашем ответе на другой вопрос.
– На какой?
– Вы ответили «нет» на следующий вопрос: «Вы знаете, кто убил вашу дочь?»
Салли открыла рот от удивления.
– Вы думаете, что я лгала, отвечая на этот вопрос?
– Так написано в докладе специалиста по полиграфам. Ваш ответ дает отметки о лжи.
– В таком случае машина сделала ошибку.
– Или вы лжете, – сказал Радски.
Лицо Салли выразило изумление, и она, казалось, потеряла дар речи.
– Не хотите ли вы сказать, что я покрываю убийцу моей дочери?
– Позвольте точно сказать вам, что я имею в виду.
Джек увидел, что рука Радски потянулась к камере. Он нажал кнопку, и экран погас.
– Больше нет ничего? – спросила Келси.
– Попытайся быстро прокрутить пленку на несколько кадров вперед.
Келси нажала кнопку на видеомагнитофоне, но пленка была пуста.
– Похоже, это конец, хотя, фигурально говоря, я только теперь начинаю видеть картину происшедшего.
– Я тоже, – произнес Джек сдавленным голосом. – И картину, далеко не из приятных.
26
Занятия у Келси начинались во второй половине дня, и Джек повез ее к юридическому факультету университета Майами. Большую часть пути они проделали молча, слушая радио. Согласно «Новостям этого часа», в порту Майами был задержан человек, подозреваемый в терроризме. Ему предстояла депортация.
– Ух ты! – саркастически заметила Келси. – Подумать только! Депортация! Они и впрямь становятся крутыми.
– Да, – сказал Джек. – Можно подумать, что они поймали щеночка, написавшего на ковер. Нехороший террорист. Нехороший. Нехороший, нехороший, нехороший, нехороший. А теперь возвращайся в свой центр диверсионной подготовки и не покидай его, пока не научишься как следует, по всем правилам искусства проникать в эту страну.
Келси нервно усмехнулась. Смех такого рода стал для нее в последнее время привычным явлением. И они продолжали молча ехать по проезду Братства, мимо футбольных полей, на которых раздетые до пояса загорелые студенты отстаивали честь своих факультетов. Казалось, им обоим было нужно время, чтобы в полной мере оценить просмотренную видеозапись. И лишь когда Джек въехал в круг, где из машин выходили люди, направлявшиеся в юридическую библиотеку, а потом в парк, они наконец обменялись мыслями.
– Джек, что, по твоему мнению, произошло, когда Радски выключил камеру?
– Уверен, он начал угрожать ей. Препятствие отправлению правосудия. Соучастница в совершении преступления после убийства и все другое, что только могло прийти ему в голову.
– Правильно. Он грозился бросить ее в тюрьму, если только… если только – что?
– Если только она не скажет ему, кто убил ее дочь.
– Вот где в моем сознании начинает все рушиться. Может быть, это потому, что я сама мать, но мне трудно себе представить, почему Салли отказалась назвать человека, убившего ее ребенка, какой бы пылкой ни была их любовь. Допуская, разумеется, что такая любовная связь вообще существовала.