Окончательный диагноз - читать онлайн книгу. Автор: Кит МакКарти cтр.№ 73

Она допила вино.

— Начнем с того, что сосредоточим свое внимание на этих пятерых.

«Сосредоточим»? Она явно пыталась включить его в свою компанию.

— То есть? — поинтересовался он.

— Мотивы и возможности, — с готовностью пояснила она. — Такие вещи не делаются наобум, Джон. Может, ты знаешь о каких-то причинах, по которым кто-либо из вышеперечисленных мог желать смерти Милроя?

— Его не особенно любили. Он был противным и мстительным типом. Если то, что мне рассказывали, соответствует действительности, он превратил жизнь Пиринджера в настоящий ад, так как считал, что должен был сам занять место профессора, к тому же он ненавидел Амра Шахина, потому что считал его протеже Пиринджера. Думаю, стоит немного покопаться, и обнаружится еще целый ряд причин, по которым он вызывал антипатию у окружающих.

— Ты не мог бы этим заняться? А я пока выясню, где они все находились в момент совершения убийства.

— Как ты это сделаешь?

Она скорчила гримаску:

— У меня есть свои источники.

Однако он не уловил намека.

— Разве мы не должны сообщить об этом Гомеру? Он ведь продолжает искать Пендреда.

Беверли фыркнула.

— Он нам все равно не поверит. — Она поднялась, словно намереваясь уйти. — Как бы то ни было, Пендреда все равно нужно найти. Пока он на свободе, настоящий убийца может совершить еще парочку преступлений, чтобы сильнее запутать следствие. А если Пендреда арестуют, убийства прекратятся.

Она не стала добавлять, насколько трудным является дело, за которое они брались. Они двинулись к дверям, оставив за спиной парня с зачесанными назад волосами обнимать свою подружку. Айзенменгер догадывался, что тому не потребуется много времени, чтобы поместить ее одеяние в конверт формата А4.

Расставшись с Беверли, он тут же отправился в хирургическое отделение. Елена лежала в четырехместной палате, основное освещение было погашено, и каждый пациент находился в собственном плохо очерченном световом оазисе. Елена спала, но очень чутко, так что, едва он остановился у ее кровати, она открыла глаза. Ей потребовалось несколько секунд на то, чтобы сосредоточиться и понять, где она находится.

У нее был такой вид, словно она подверглась бандитскому нападению и стала жертвой головорезов, скрывавших свои лица под глупыми масками и одноразовыми колпаками. Под сорочкой проглядывала легкая асимметрия груди, а из-под воротника высовывался кусок бинта. Из подмышки в стеклянную бутыль на полу тянулась резиновая трубка, из которой капала кровянистая желтоватая жидкость. В левое запястье была вставлена игла наполовину пустой капельницы.

— Привет, — произнесла она с таким видом, словно была разбужена поцелуем героя после векового сна, разве что голос у нее был не столько радостным, сколько усталым.

— Все прошло хорошо, — произнес он, подходя ближе, склоняясь и целуя ее в щеку. Лицо у нее было холодным.

— Да? — зевнула она. — Я предпочла бы, чтобы они взглянули на это с моей стороны.

Его впустили в палату в столь поздний час лишь потому, что он воспользовался своей должностью и упросил дежурную сестру разрешить ему пройти в палату, поклявшись, что пробудет там не более пяти минут.

— Прости, что не мог прийти раньше.

На ее лице появилась гримаса боли, когда она попыталась пожать плечами и изобразить безразличие.

— Я не могу остаться, — добавил он.

Впервые он был хозяином положения. Она открыла глаза:

— Спасибо, что зашел, Джон.

Он еще раз поцеловал ее.

— Я приду завтра.

Выходя, он понял, что в ее глазах стояли слезы, которые она старалась скрыть.

— Кто бы мог подумать?

Айзенменгер догадывался, о чем думает Льюи, однако предпочел не делиться с ним своими соображениями. Тот испытывал к Айзенменгеру явную симпатию, возможно, потому, что он не обращался с ним как с недоумком или отбросом общества. В результате Айзенменгер получил целую кипу кремационных свидетельств — многословных, скучных и никому не нужных документов, подтверждавших, что сожженные тела не являлись уликами в судебных разбирательствах, — и прилагавшихся к ним счетов на вполне внушительную сумму.

— А это что?

Льюи наслаждался мелькавшими картинками, обняв ладонями кружку «Сиськи наголо» с чаем, хотя вряд ли дегустаторы Восточно-Индийской компании признали бы эту вязкую темную жидкость за чай, и жадно рассматривая бюсты всех проходивших мимо женщин в возрасте от семнадцати до шестидесяти.

— Значит, Потрошитель добрался до бедняги Милроя.

Первая половина кремационного свидетельства заполнялась дежурным врачом, присутствовавшим при кончине того или иного бедолаги. Как правило, дежурными были начинающие медики, что приводило к неразберихе в формулировках, и это конкретное свидетельство ничем не отличалось от предыдущих. Поэтому Айзенменгеру постоянно приходилось преодолевать в себе изумление от того, что интеллигентные люди могут проявлять такую глупость.

— Значит, насколько я понимаю, Мартин Пендред просто убирает тех, кто ему каким бы то ни было образом досадил, — заметил он.

Льюи рассмеялся:

— Ну, у Милроя были все возможности ему досадить. Он же на всех плевал.

— Да, характер у него был несносный…

Льюи оторвал взгляд от бюста восьмого размера и устало пояснил:

— Я же говорил вам, что он был редкостной скотиной. Вообразил себе, что его все ненавидят, и сам возненавидел весь мир. Он ненавидел вас, меня, да каждого встречного.

— Неужто он был настолько неприятным человеком? — с деланным недоверием осведомился Айзенменгер.

Льюи чуть не расхохотался.

— А то нет! После того как его жена решила, что у его друга член больше, его волновало только одно — как бы отомстить этому миру, который так плохо с ним обошелся. А на кого изливать свою злость, ему было совершенно все равно. Если бы вы здесь поработали подольше, он и за вас взялся бы.

— Но я думал, что уж доктор Людвиг ничем не заслужил его ненависти. — На взгляд Айзенменгера, тот в наименьшей степени мог вызвать неприязнь Уилсона Милроя.

Льюи пожал плечами:

— У Людвига и без Милроя жизнь не сахар. Если то, что говорят, правда, ему остались считаные дни.

— То есть?

Льюи стряхнул с печенья заварной крем.

— Недели не проходит, чтобы он чего-нибудь не напортачил. Когда он удосуживается спуститься сюда, мне его приходится водить чуть ли не за руку, указывая то на легочную эмболию, то на перитонит, которые он норовит пропустить.

— Значит, о нем никто не будет особенно сожалеть?

Льюи доел печенье.