Окончательный диагноз - читать онлайн книгу. Автор: Кит МакКарти cтр.№ 45

Речь шла о практических экзаменах для кандидатов на поступление в Королевскую коллегию патологоанатомов.

— А кто является вашим непосредственным начальником?

— Доктор фон Герке.

Айзенменгер откусил кусочек печенья.

— Ну, наверное, с ней у вас нет проблем.

Льюи уловил заговорщический тон и кивнул:

— Нет. Она лапочка.

В этом разговоре было что-то убаюкивающее. Айзенменгер пил чай, а Льюи не сводил глаз с перевернутой крышки черепа, в которой держал свои заметки.

— Даже более того для некоторых, как я слышал, — помолчав, добавил он.

Айзенменгеру никогда не удалось бы намеренно разговорить Льюи, но он инстинктивно сумел подготовить для этого почву.

— Неужто? — осведомился он, пытаясь с помощью интонации скрыть похотливый интерес.

— Да. А вы что, не слышали? Об этом все знают.

Но Айзенменгер, судя по всему, был или слишком глуп, или слишком глух.

— У нее что-то было с доктором Людвигом, — пояснил Льюи.

Айзенменгер нахмурился и с невинным видом осведомился:

— Но он ведь женат, разве нет?

Льюи широко ухмыльнулся и прикрыл глаза.

— Ну да. На богатой. Его тесть, Джордж Крабб, занимается недвижимостью.

— Ну надо же, — восхищенно прошептал Айзенменгер.

Льюи вздохнул, и на его лице появилось рассеянное выражение.

— Поневоле задумаешься. Как можно с ней трахаться? Да она убить может своей грудью, если будет сверху. — Айзенменгер вынужден был признать, что картина оказалась достаточно захватывающей. — Трудно себе представить, что он видит в этом старом цеппелине, если не считать грудей размером с молочного поросенка, — продолжил Льюи. — Впрочем, он и сам не лучше. То есть я хочу сказать, что редко встретишь такого урода.

— «Цеппелине»?

Льюи окончательно расслабился.

— Это ее прозвище. Фон Цеппелин. — И он сделал руками жест, изображая огромную грудь.

— А-а, понятно. — Айзенменгер на мгновение задумался. — А как это стало известно? Их что, застукали?

— Да, пару раз видели, как они целовались. А однажды я застал их прямо здесь. В раздевалке. Они как раз выходили оттуда. Уховертка заявил, что там был паук, которого она просила поймать. Но, думаю, он там оказывал ей другие услуги.

Айзенменгер догадался, что Уховерткой Льюи называл Людвига.

— И их связь продолжается до сих пор?

Льюи пожал плечами:

— Насколько мне известно, да.

— И все об этом знают?

— Сотрудники отделения знают.

— А миссис Людвиг нет.

Льюи снова пожал плечами:

— Было бы неплохо, если бы она узнала. Он отвратительный тип. Двух слов со мной не скажет. Всегда брюзжит и наезжает на младший медицинский персонал. Так что я очень рад, что сегодня вы вместо него. Чем меньше его видишь, тем лучше.

Айзенменгер тоже не испытывал особой любви к Людвигу, но и соглашаться с Льюи считал не слишком правильным, поэтому просто сменил тему:

— А что насчет других? Что вы знаете о докторе Шахине? Вы с ним ладите?

Льюи допил чай, но не спешил возвращаться к работе. Айзенменгер понимал, что и он мог бы заняться более продуктивной деятельностью, но любопытство было одним из его пороков.

— Когда он только пришел, он был страшно высокомерным типом, — чистосердечно признался Льюи. — Но стоит сойтись с ним поближе, и он становится дружелюбным. — Льюи помолчал и добавил: — Для араба он вполне нормальный.

Айзенменгер пропустил мимо ушей эту расистскую выходку, хотя либеральная и свободолюбивая часть его души бунтовала.

— Мне это только кажется или у него действительно напряженные отношения с доктором Людвигом?

— Он чертов расист, — без тени иронии ответил Льюи. — Он считает, что Шахин годится лишь для того, чтобы работать погонщиком верблюдов.

Проигнорировав вспышку лицемерия, которой сопровождалось последнее высказывание, Айзенменгер попытался спокойно переварить эти сведения. Они полностью соответствовали тому, что он и сам уже успел заметить. Льюи, однако, не унимался.

— Я сам слышал, как он говорил здесь ординаторам самые мерзкие вещи о Шахе. — У Льюи, судя по всему, были прозвища для всех, и это заставило Айзенменгера задуматься, какую же кличку санитар даст ему. — Что он ни к черту не годится, что получил эту должность только благодаря своему положению и всякое такое.

— А какое у него положение?

На лице Льюи снова отразилось удовольствие от того, что он знает вещи, неведомые Айзенменгеру, и он склонился ближе.

— Это зависит от того, что вам больше нравится. — После чего он, как был вынужден признать Айзенменгер, выдержал мастерскую паузу. — Во-первых, я слышал, как Уховертка рассказывал Цеппелину, что его отец — судовладелец-миллионер. И судов у него больше, чем у всего Королевского флота. Как бы там ни было, папочка заплатил Пиринджеру за его исследовательскую работу, которая как-то связана с его заболеванием. Поэтому когда папенькин сынок явился и попросил Пиринджера об устройстве на работу, тот сказал: «Конечно. Никаких проблем». Хотите что-нибудь еще?

— А что, вы знаете и другие версии?

Льюи расширил глаза и выдохнул сквозь сжатые губы.

— Пожалуй. — Он понизил голос, чтобы его не могли уловить многочисленные прослушивающие устройства. — Милрой довольно недвусмысленно намекал на то, что у Шаха роман с профессором.

Айзенменгер не сразу понял, о чем идет речь.

— Они гомосексуалисты?

Льюи, подтверждая это, расплылся в широкой улыбке.

— И вам это рассказал Милрой?

— Со всеми подробностями. Он та еще язва. Терпеть их не может.

Айзенменгер встал и подошел к раковине, чтобы вымыть свою чашку.

— Ну, похоже, Уилсон ни к кому не испытывает симпатии, — заметил он.

Льюи протянул руку за очередным печеньем.

— Он считает всех своих коллег сборищем идиотов. Постоянно вспоминает прошлое и утверждает, что нынешнее поколение ни на что не годится.

— А как насчет Виктории Бенс-Джонс? — неожиданно спросил Айзенменгер. Он специально сформулировал его таким образом, чтобы Льюи, отвечая, имел свободу выбора.

Тот нахмурился.

— А вот с ней все было странно. Когда она только появилась, он не мог сказать о ней ничего дурного. А потом вдруг все изменилось. Он как-то зашел сюда, когда она подписывала документы о кремации, и, стоило ей его увидеть, она начала вести себя очень странно. Лицо у нее вытянулось, и на нем появилась какая-то усмешка. Однако она не сразу ушла.