Пир плоти - читать онлайн книгу. Автор: Кит МакКарти cтр.№ 62

— Ну, так о чем же вы говорили с Еленой!

Он, конечно, должен был спокойно объяснить ей все. Но вместе с тем Айзенменгер знал, что это вряд ли приведет к чему-то хорошему. Последние несколько недель их союз с Мари явно клонился к закату, и он вдруг понял, что хочет этого и еще хочет, чтобы Мари сама разорвала его, уничтожила своей нелепой ревностью, а он мог бы с чистой совестью развести руками и сказать:

«Я не виноват». На деле ему всегда хотелось находиться с ней в ровных дружеских отношениях, время от времени разбавляемых сексом, но было похоже, что это уже невозможно.

Он все-таки пустился в объяснения. Рассказал о Никки Экснер и Тиме Билроте, о Беверли Уортон и Елене Флеминг. Мари сидела и слушала его, еда на ее тарелке постепенно остывала, а угрюмое выражение ее лица не менялось — разве что к худшему.

Окончив рассказ, он посмотрел на Мари в надежде, что она теперь ответит ему хотя бы глазами, но жена молчала, уставившись на графин с уксусом.

— Так что между мной и Еленой Флеминг ровным счетом ничего нет, — добавил он успокаивающе и, как ему казалось, искренне. — Это исключительно деловые отношения.

Мари по-прежнему не отрывала взгляда от стола. Может быть, она вступила в телепатическую связь, например, с перечницей и спрашивала у нее совета? Айзенменгер вернулся было к еде, но та уже остыла окончательно и вкус ее испарился вместе с ароматом.

Мари, казалось, не интересовало ничего, кроме собственной тарелки. Можно было бы подумать, что женщина вообще уснула, если бы ее плечи вдруг не начали сотрясаться от рыданий. В расширившихся глазах Мари застыл страдальческий взгляд, из глаз катились крупные слезы. Глядя на жену, Айзенменгер испытывал смешанное чувство сострадания и раздражения и уже собрался что-нибудь сказать, но Мари опередила его:

— Извини меня, Джон. Извини. — Она протянула мужу руку, и он без особой пылкости пожал ее. — Понимаешь, Джон, я так люблю тебя, что, если потеряю, не вынесу этого.

Он постарался убедить себя, что это чувство искреннее.

— Я тоже люблю тебя, — ответил он мягко.

Она улыбнулась, кивнула и принялась за еду.

Помолчав, она спросила:

— Она красивая?

Впоследствии он не раз и не два задавал себе вопрос, как развивались бы их отношения, если бы он в тот момент не вспылил. И разумеется, отвечал себе, что все равно ничего бы не изменилось.

— Да, черт побери! — Он швырнул вилку на стол, и крупинки застывшего риса разлетелись, как конфетти. — Ну посмотри на себя со стороны! Что за вожжа тебе под хвост попала? Почему ты ни в какую не хочешь поверить, что я не залезаю то и дело к ней под юбку?

Но она, похоже, даже не слышала мужа.

— Так она красивая, да?

Наконец-то Мари посмотрела ему в лицо, и он вдруг поспешно отвел взгляд. Даже сквозь пелену слез, застилавшую ее глаза, она, казалось, разглядела в лице мужа нечто, что тот предпочел бы скрыть.

— Какое, на хрен, имеет значение, как она выглядит?! Все, что ее интересует, — это дело Билрота, она вовсе не мечтает о том, чтоб я ее трахнул!

Мари была шокирована, как мать, впервые услышавшая от сына столь нецензурные выражения.

— Как ты смеешь?! Как ты можешь так обращаться со мной?! — Она вскочила, опрокинув бокал с вином и рассыпав по столу недоеденные остатки риса. — Ты просто ублюдок, ублюдок, ублюдок!!!

Она попятилась от него, рыдая, но одновременно наклонилась в его сторону, как бы выплевывая ему в лицо свои обличительные слова.

— Мари… — произнес он с беспокойством в голосе, хотя и не без некоторого облегчения.

— Заткнись! — взвизгнула она, распаляясь от собственного крика и окончательно теряя над собой контроль. — Заткнись! Ты не любишь меня и, как я теперь вижу, никогда не любил!

Он отогнал от себя мысль, что, вероятно, именно это и было правдой.

— Мари, это глупо.

Очевидно, это слово звучало для Мари еще ужаснее, чем «трахнуть». Намек на то, что она ведет себя пошло и глупо, был, возможно, даже худшим оскорблением, чем признание в измене.

Какова бы ни была причина, но за этим словом последовала короткая пауза, в продолжение которой на лице Мари успели смениться несколько разных выражений.

— Г-Г-ГЛУПО?! — выпалила она, задыхаясь, словно астматик, и, ринувшись к столу, схватила свою тарелку и швырнула в него.

Бросок был патетическим и ненацеленным, так что тарелка пролетела на достаточном расстоянии, лишь обсыпав Айзенменгера нарезанным луком. Спустя долю секунды тарелка ударилась о модный стальной торшер, стоивший аж полтысячи фунтов, но зато, по мнению Мари, идеально вписывавшийся в обстановку. Краем глаза Айзенменгер отметил, что тарелка, к счастью, не причинила торшеру вреда.

Мари несколько раз судорожно и глубоко вздохнула и прокричала:

— Между нами все кончено!

Она выскочила из комнаты, с силой хлопнув дверью, и устремилась в спальню. Айзенменгер слышал, как в замке повернулся ключ.

— Слава тебе господи, мать твою! — вздохнул он от всей души.

* * *

Главный констебль позвонил декану Шлемму, который был его партнером по гольфу и вдобавок членом той же ложи. Звонок был чисто дружеский, и никакой здравомыслящий человек не мог бы усмотреть в нем ничего предосудительного.

— Дэниел? Это Марвин. Прости, что отвлекаю тебя от работы.

Декан окинул взглядом пустынные просторы своего дубового стола и ответил:

— Ничего страшного, Марвин. Чем могу быть полезен?

— Ты, конечно, помнишь дело Экснер?

Декан на секунду прикрыл глаза. Даже это обыкновенное движение век в его исполнении выглядело гораздо внушительнее, чем у других.

— Да, и что?

— Боюсь, что оно еще не кончилось, вопреки нашим надеждам. По крайней мере, не совсем.

Декан откинулся в кожаном кресле, обозревая изысканные лепные украшения на потолке.

— А что случилось?

— Ее родители вроде бы дали согласие на эксгумацию.

— Ну что ж, это их право.

— Да, разумеется…

— Это создает какие-то проблемы? Ты сомневаешься, что твои подчиненные все сделали правильно, Марвин?

Главный констебль уже просмотрел все документы по делу Экснер и обнаружил в них то, что и ожидал: улик против Билрота было хотя и много, но все они являлись косвенными. Следствие по поводу его смерти, устраивавшей всех, было проведено небрежно и не вполне увязало концы с концами. Но во всем этом не было ничего из ряда вон выходящего. Чего ради понадобилось тратить время и деньги на то, чтобы тревожить тени прошлого?

— Нет, конечно не сомневаюсь.

— Тогда в чем дело?