– Троих оставляю без разговоров! Это надо же было додуматься – больных детей в такой далекий поход брать.
– Да кто больные, кто? – Алена попыталась просочиться по стеночке, но и там встретила сопротивление.
– Пятерых отпущу, так уж и быть. Остальным – постельный режим. Один с подозрением на перелом, и двое с нервными срывами.
– Это Кривонос с нервным срывом?! – не выдержала Алена и пошла напролом. – Да его нервы три войны выдержат!
– У него подозрение на перелом, – отрезала Вера Павловна.
– А у Зайцевой вообще нервов нет! – из последних сил сопротивлялась вожатая.
– Зато они есть у остальных. Иди отсюда! Ты еще не знаешь, что творится в твоем отряде. Поспрашивала бы своих, почему они все такие дерганые стали за последнее время.
– Белены объелись, – пробормотала Алена, а сама стала считать.
Зайцева, Кривой… От страха в глазах на мгновение потемнело.
– А третий кто?
– Постников. Вот ты все шутишь, а я бы вообще рекомендовала пригласить его родителей. Очень неуравновешенный мальчик. Пускай в изоляторе пару дней проведет. Успокоительные я ему уже дала.
– Не оставляйте его здесь! – ахнула Алена. – Не оставляйте!
– Это еще что за фокусы? – Вера Павловна разозлилась не на шутку.
– У вас покойница ходит, – зловещим шепотом сообщила вожатая.
Врач замерла. На лице ее отразилось сомнение – а не положить ли и вожатую рядом с детьми? Но вот решение было принято, и брови у врача сурово сдвинулись.
– Иди-ка ты… отдыхать. Нагулялись сегодня! Все! Завтра явишься! Сходили к месту гибели, нарассказывали друг другу страшилок. Да и твои в отряде тоже не печенье пекут. – Вера Павловна сунула руку в карман и достала оттуда довольно внушительный сверток. – Не хотела тебя расстраивать, но ты глянь, чем твои занимаются. И зайди к Кирюше, он тебе все подробно расскажет.
В недрах изолятора послышались крики, кажется, опрокинулся стул, и Вера Павловна захлопнула перед Аленой стеклянные двери своей вотчины. Разговор считался законченным.
Алена глянула на сверток, и ей захотелось присесть – ноги задрожали, мир опасно накренился. У нее в руках был дневник Лены Канашевич и маленькая кукла, сделанная из платка. В грудь и голову куклы были воткнуты иголки. Три года назад такие куколки делали на кружке «очумелых» ручек. Все увезли их домой. Кроме одной.
В памяти все спуталось, стало выстраиваться в цепочку и смешалось уже окончательно. Главное, было непонятно – кто нашел пакет, кому он понадобился и зачем?
Мимо веселым табунком пронеслись гвардейцы, довольные, что на некоторое время избавились от предводителя, спустились подружки-хохотушки, явившие миру свои унылые физиономии.
– Ей из изолятора лучше не выходить, – мрачно сообщила Томочка, а Кузя согласно покивала.
– Завтра видно будет, – прошептала Алена, пряча сверток за спину.
– Ничего завтра уже не будет, – пообещала Миленькая и усмехнулась. Совсем не так, как улыбалась обычно. Она презрительно дернула губой, как когда-то любила делать одна очень мечтательная девочка. Которой больше нет.
Стоило Вере Павловне спуститься на первый этаж, чтобы позвонить в ближайшую больницу и договориться о машине с рентгеновским аппаратом, в палатах поднялся шум.
– Ну что ты несешь, убогий! – тянул Кривой, вольготно развалившись на кровати и закинув пострадавшую ногу на спинку. Заработал он растяжение не в драке, а уже после нее, глупо оступившись на ровном месте. – Я тебе по голове, что ли, слишком сильно стукнул? Совсем крыша уехала? Покойницы ему мерещатся!
Пося пыжился, крепче переплетал руки на груди и даже пытался лечь лицом к стене. Но правый бок у него тоже оказался отбит, поэтому лежать он мог только на спине, а значит, вынужден был внимать всему тому, что ему говорили.
– Ирка, ты слышала! – стучал своими кулачищами в тонкую стену Юрка.
– И слышать не хочу! – орала из своей палаты Зайцева.
Она болтала по телефону и вид имела совсем не больной.
– Да ладно, Аньк, ладно… Я поняла… Не буду выходить. Спать лягу. Да нет тут никаких покойниц! Все тихо. Это рядом палата буйных. Да я сама кого хочешь убью, – жизнерадостно заверила Зайцева, давая отбой.
– Вот! – встрепенулся Пося. – Есть покойница! Она тут три года назад померла, а теперь всем мстит. Особенно тем, кто никого не любит!
– Ну, это ко мне не относится, – завозился на кровати Кривой. – Все, кого я не люблю, уже на том свете. Один ты остался. Да и то, выходит, до ближайшей ночи. Уберешься ты отсюда к своим собратьям, и все вздохнут свободно.
Валька так крепко переплел руки, что мышцы заболели. И он бы, наверное, сросся руками, ногами, впечатался бы в кровать, стал бы загадкой для археологов, если бы в распахнутую створку окна не стукнул камешек.
Внизу стояла бледная Алена и очень решительно упирала руки в бока.
– Вяжите простыни и спускайтесь вниз! – приказала она.
– А я больной! – радостно гыкнул Кривой.
– К утру еще и мертвым будешь! – разъярилась вожатая. – До ночи вам надо оттуда убраться! – Она глянула направо-налево. – После ужина все пойдут в кино, а вы вылезете через окно и вернетесь в отряд. Это понятно?
– Никуда я не пойду! – еще сильнее перегнулся через подоконник Юрка. – Нам с Иркой и здесь хорошо.
Он взглянул на свесившуюся из соседнего окна Зайцеву. Королева красоты не удостоила его ответным взглядом. Наоборот, занавесилась ширмой из волос. И уж какие она там рожи корчила, видно было только Алене.
– Я пойду! – заторопился Валька. – Она появится, да?
Аленины глаза потемнели.
– Уходите все вместе! Увидите Кабанова, в шею его гоните в отряд!
– О! С нами Кабанчик! – сполз с подоконника Кривой. – Нормально!
Он снова плюхнулся на кровать и блаженно зажмурился.
– И держитесь подальше от Миленькой.
– Это она пускай подальше держится, – пробормотала Ирка.
– Ты не спорь, – гаркнула Алена, и подслушивающий их разговор Пося тоже сполз с подоконника. Попадать под горячую руку вожатой не хотелось. Вставая, он даже окно прикрыл. Ну их, со своими секретами.
Кривой на соседней койке завозился. Валька вздохнул. Нигде он не был свободен – ни здесь, ни в отряде. Как же ему хотелось домой. Сесть за стол, написать какую-нибудь зубодробильную историю, где вывести всех в глупом виде.
– Что ты там говорил про покойницу? – улыбнулась Вальке своей самой очаровательной улыбкой Зайцева, отчего Постников вздрогнул, закрываясь от нее подушкой. – Пойдем ко мне, расскажешь.
– Э! Куда! – приподнялся Кривой, пропустивший как Иркин приход в палату, так и ее уход. – Без меня?