Амфитрион - читать онлайн книгу. Автор: Анна Одина, Дмитрий Дикий cтр.№ 44

Принц Руни поймал себя на мысли, что каменные гипты-резчики, наверное, чувствовали себя как хирурги, рассекающие живого человека. Именно поэтому они не имели права ошибиться, и именно поэтому их творчество получалось столь совершенным. Панорама как будто не имела конца, но врач, задумавшись, понял, что развитие каменного сюжета, хоть ничем в точности и не ограниченное, все же идет по часовой стрелке снизу вверх. Ему очень хотелось взглянуть на первую и последнюю картину этой каменной песни, но все же больше его заинтересовало происходящее внизу.

– Так, говоришь, вниз дороги нет? – уточнил он у Сэма, понимая, что ответ ему известен: не было вокруг ни лестницы, ни желоба, ни шеста, ни чего-либо еще, что позволило бы добраться до дна в изначальной трехмерной форме.

– Нет, сэр, – ответил Сэм печально. – Я уже видел эту красивую стену, но пришлось вернуться обратно – тут слишком высоко.

– Понятно, – кивнул врач. – И все же подожди меня здесь и будь готов действовать.

Вслед за этим произошло неприятное. Центральный персонаж сна дотронулся пальцами до лба и, опустив руку, посмотрел на ладонь. Митя с ужасом осознал, что на него смотрят – а следовательно, он больше не находится в голове у своего носителя.

– Простите, – вежливо сказал ненастоящий эфест, – кажется, я уже достаточно вас развлек. Теперь ваша очередь сослужить службу и тем самым отплатить за добро.

Сказав так, врач в черном без лишних слов экономным движением послал Митю (не совсем понятно, в каком агрегатном состоянии, но предположим – переливающимся шариком) вниз на дно шахты. Как описать вам это ощущение, читатель? Вам, без сомнения, знакомы переживания полета – все мы летали понемногу, пусть лишь во сне, плюс, автор уверен, вам наверняка приходилось убегать во сне от таинственного злодея, и потому вы помните, как ужасно, когда ноги перестают слушаться и ведут себя, как ленивые колбасы. Если сложить ощущения, получится точная картина Митиного падения. Впрочем, летел он долго, а долетел мягко, и поэтому хотя и твердил про себя весь полет: «Хочу проснуться, хочу проснуться, а-а-а-а!» – пробуждение не наступило. Его метатель хитроумно воспользовался успешной Митиной телепортацией и оказался прямо перед стеной бесстрастных гиптов, охраняющих что-то, обладавшее огромной ценностью.

– Что ж, – высокомерно начал принц, не делая попыток представиться, – не знаю, поставили ли вас в известность… Вполне в духе Дэньярри было не позаботиться об этом. Однако я пришел.

– Кто ты? – спросил один из гиптов, видимо, начальник отряда.

– Я принц Руни, военачальник Разочарованного народа и с недавних пор по совместительству – зять Дэньярри, – чуть скривившись, проговорил лекарь.

– Чем ты можешь это доказать? – поинтересовался гипт.

– Как бы я сюда попал, если бы это было неправдой? – искренне удивился наш герой. – Или ты думаешь, Дэньярри столь недалек, что пропустил бы одного из нас в тайное сердце Нунлиграна просто так?

– Но почему твоя жена не с тобой? – продолжал допытываться гипт.

Тут принц Руни, наконец, рассердился и, подняв руку, вскричал (Мите как независимому наблюдателю даже показалось, что он сделал это довольно-таки эпически). Испуганный Сэм подполз к краю и посмотрел вниз.

– Я, хранитель заводей Мирны, распорядитель священных торжеств Эгнана, военачальник Справедливых людей и зять повелителя Короны гиптов, не собираюсь оправдываться в ответ на оскорбительные подозрения! – воскликнул врач. – Твой отец допустил меня к постели больной принцессы, и я облегчил ее муки. Он попросил меня обуздать гнев темных глубин, и я сделал это – вон он, ждет моих приказаний! – с этими словами он указал на Сэма. – Ты думаешь, я буду стоять и покорно ждать, пока ты пропустишь меня, адри-матр [47] ?

– Что же, – подумав, невозмутимо ответствовал гипт, – мы пошлем людей к царю, и он скажет, допустить ли тебя до Тайного Сердца.

– Этого не будет, – спокойно возразил врач. Только тут Митя увидел, что его рука, сжимающая клинок (неприятной хирургической остроты), находится у какого-то места на теле гипта – внешне невинного, но явно жизненно необходимого. – Если ты попытаешься унизить меня, одного из хозяев Нунлиграна, заставив ждать, ты умрешь, а если я не вернусь на берега Мирны, Корона гиптов узнает, что такое гнев Эгнана. Прояви мудрость.

Гипт захрипел, как будто ему было нечем дышать.

– Что же, – проговорил он, поразмыслив, – проходи.

Ряды гиптов расступились, и врач поднялся по ступеням на каменный пьедестал, посреди которого в грубой ванночке лежало тонко оправленное золотом дымчатое розоватое яйцо. Оно было теплым на ощупь. Принц Руни не торопился брать его, и это, видимо, убедило гипта в правдивости его слов.

– Это одно из тайных сердец Нунлиграна, – прохрустел он. – Абха – мать золота. Она поет золоту, и золото поет с нею, и прорастает в далеких глубинах горы, и так продолжается всегда. В ее вечном свете раскрываются рукава правды гиптов.

Тогда принц Руни взял мать золота в руку, ее доверчивый свет проник в него и осветил его изнутри, и в его черных глазах, на секунду блеснувших синим серебром, гипт с ужасом увидел, что впустил в лоно подземной страны Врага и душу войны. Но было поздно. Стража успела подняться лишь на ступеньку, а уже с демоническим свистом пропали все: и принц-врач, и Митя, и старик Сэм, и тайное сердце царства гиптов – Абха, мерцающая мать золота.

Конечно, Делламорте (Митя знал теперь даже и то, как звали поддельного принца) еще предстояло вернуться в Корону гиптов. Ведь он не увидел знаменитых крайних картин древнего каменного панно, не отплатил гиптам за унижение, которому они подвергли его, и – главное – не исполнил своей задачи. Это случится позже.

Пока же Митя проснулся с такой обязательностью, как будто остаток сна ему отрубило будильником. Вопреки ожиданиям он находился дома. Было начало шестого утра (то есть время, в которое молодые люди обычно не просыпаются, если не живут рядом с железнодорожным переездом), и Алены, так коварно ускользнувшей от него в «Jizни» и оставившей его в страшном подземном сне, не было ни рядом, ни где бы то ни было. Митя проведал Петла, вернулся в спальню, улегся на спину и уставился в потолок. На потолке показывали какие-то новые картины, и Митя сам не заметил, как снова заснул.

Хочется верить, что читатель уже отдал себе отчет в том, насколько крепки узы, связывающие автора с героями: автору больно даже ненадолго расставаться с центральными персонажами этой книги. Тем значительнее для автора те эпизоды, когда он все-таки ставит себе на горло имеющуюся у него для таких случаев ногу, обутую в железный сапог крестоносца, и заставляет себя прямо вместе с читателем перенестись мыслями к другому действующему лицу. На сей раз шахтерский фонарик автора выхватывает в темноте силуэт Артемия Русского, человека в белой вышиванке с красными узорами, успешного предпринимателя, немолодого и оттого еще более серьезного. Он относится к своему хлебному бизнесу едва ли не с бо́льшим пиететом, чем Генрих и Карен, уже встречавшиеся нам на этих страницах… У тех, помимо хлеба, есть хотя бы сложные взаимоотношения, а у Артемия ничего такого нет. Его квасные проявления – а иначе эту безвкусицу не назовешь – никак не мешают ему сидеть на одном из верхних этажей Краснопресненского City, периодически менять длинноногих секретарш в не по-русски коротких юбках и приводить себя в фокус с помощью кофе из итальянской эспрессо-машины. Артемий Русский не чужд плодов глобализации, но считает, что должен стоять на страже самобытных традиций родной земли (как будто те сами не могут за себя постоять) и поэтому подписывается всегда излишне полно, а перед каждым из и кратких в своем имени ставит по i, что было бы не очень смешно, не ставь он в конце еръ. Да, и вот еще – по отцу Артемий вовсе не Русский, а Пилипенко, однако фамилию свою, как катастрофически не совпадающую с мироощущением, он поменял в пятнадцать лет.