— Что с того, что вы тоскуете? — возражаю я. — Я хожу сюда раз в неделю.
— Раз в неделю? Правда?
— Мы с буфетчицей на «ты».
— И как ее зовут?
— Кармен.
— Вы это выдумали.
— Да. Но она похожа на Кармен. — Я переминаюсь с ноги на ногу. — Разве вы сейчас не должны быть в школе и опекать трудных подростков?
— Сегодня я сама трудный подросток, — отвечает она весело и кладет ноги на спинку переднего кресла. Расклешенные штанины ее тренировочных брюк задираются, обнажая изгибы гладких бледных икр. У Хейли тоже были красивые икры. Мне в женщинах всегда нравились ноги.
— Надеюсь, вы на меня не наябедничаете.
— Я никому не выдам вашу тайну.
— Спасибо. Хотя вы и не знаете мою тайну.
— Вы мне расскажете?
— Поживем-увидим. Может, вы сядете? Когда вы вот так стоите, это действует мне на нервы.
— Я думал, вдруг вы хотели побыть одна.
— Хотела. — В полумраке кинозала светлый блеск на ее веках сверкает и переливается, она хлопает по соседнему креслу. — Теперь не хочу. — Она бросает на меня смущенный взгляд. — Если только вы не хотите побыть один. Ну, вы ведь поэтому пришли сюда, так? Я все пойму.
— Хотел, — соглашаюсь я, проходя по ее ряду. — Теперь не хочу.
Вблизи она выглядит ниже ростом и кажется почти миниатюрной, у нее безупречная кожа. Брук смотрит на меня широко раскрытыми глазами, взгляд ее тверд. От страха ляпнуть глупость меня пробирает дрожь.
Она показывает на мой стакан с попкорном.
— С маслом?
— Ага.
— Замечательно.
Мы сидим в мирной благожелательной тишине, какая бывает только в огромных пустых местах, а на экране мелькает реклама и пробегают имена кинозвезд.
— Итак, — произносит Брук, жуя попкорн.
— Итак…
— Итак, после той нашей встречи в школе я думала, что вы пригласите меня на свидание.
Я не выплевываю газировку, которой полон мой рот, и не захлебываюсь ею, как это показывают в кино, но, вне всякого сомнения, момент именно такой, когда плюются газировкой.
— Правда? — спрашиваю я. — Извините.
— Не стоило мне это говорить, — замечает она обиженно. — Вот я всегда так, говорю, что думаю, как будто изумление искупает мою прямоту. Простите. Вы не обязаны мне отвечать.
— А вы ничего и не спросили.
— Вы правы, — она задумчиво кивает и тянется, чтобы взять еще попкорна. — Закончите фразу, предлагает она спустя минуту. — Когда я с вами познакомился..
— Что, простите?
— Это подсказка — я пользуюсь ими, чтобы заставить ребят рассказать о своих чувствах. Иногда ответить на вопрос сложно, а закончить предложение они могут.
— Значит, вы относитесь ко мне как к трудному подростку?
Она улыбается, глядя на экран.
— А почему бы и нет?
— По крайней мере, честно. Так что вы спросили?
— Это был не вопрос, а подсказка.
— Точно. Не могли бы вы ее повторить?
— Когда я с вами познакомился…
— Когда я с вами познакомился, мне захотелось пригласить вас на свидание.
— Так почему же не пригласили?
— Это сложно объяснить.
— Все и всегда так говорят, но на самом деле ничего сложного нет.
— Вероятно, вы правы.
— Итак, — улыбается она, — закончите фразу. Я не пригласил вас на свидание, потому что…
Кажется, у Брук что на уме, то и на языке, но со мной сейчас происходит то же, и наша встреча похожа на боксерский поединок.
— Я никогда толком не умел ухаживать за женщинами, — признаюсь я. — Я послушный ведомый, но не ведущий. Окажись вы плачущей у меня в кабинете, никто не сумел бы утешить вас лучше меня. Но начинать мне всегда было труднее. Неважно, что я говорю: вы ведь догадываетесь, что я говорю это, чтобы сделать первый шаг, а потом пригласить вас на свидание. И мы встретимся, а если все пойдет хорошо, мы займемся сексом. Го есть, по сути, из славного парня, которому толком ничего от вас не нужно, я становлюсь грязным ублюдком, жаждущим переспать с вами, едва успев познакомиться.
— А вам не кажется, что вы напридумывали лишнего?
— Так оно и есть, — соглашаюсь я. — А самое смешное, что я-то полагал, будто навсегда с этим покончил. Я думал, что в последний раз сделал первый шаг и мне уже никогда не придется так себя чувствовать. Поэтому я чертовски обиделся на покойную жену за то, что она испортила все дело и бросила меня тут одного, чтобы я снова сам о себе заботился, а потом я испытал чувство вины за то, что обиделся на нее, ведь она не специально умерла.
— Ладно, — произносит Брук. — Вы до сих пор не оправились от смерти жены. Это так понятно. Как по учебнику. Но, если честно, все это не очень сложно.
— Я только начинаю оттаивать, — говорю я. — А еще у меня в голове настоящая путаница из-за того, что со смертью Хейли открылись большие возможности.
— Что вы имеете в виду?
— Моя младшая сестра выходит замуж за моего друга, с которым она познакомилась у меня на шиве. Так что муж, еще не рожденные дети, да и все ее будущее — следствие смерти Хейли, и у меня это просто в голове не укладывается. Колонка, которую я веду, принесла мне славу, открыла передо мной многие двери. Раньше я писал о книгах, которые никому не были нужны, а теперь издатели за мной бегают. Мои профессиональные мечты могут сбыться, и все потому, что Хейли погибла. Я прославился благодаря своему горю. А еще мне заплатит авиакомпания. Мне заплатят приличную сумму за скорбь. Я разбогатею, добьюсь успеха, но если бы я мог вернуться в прошлое и как-то ее спасти, помешать ей сесть в тот самолет, я бы сделал это. Ни секунды не раздумывая.
— Ну конечно, вы остановили бы ее, — говорит Брук.
— Но ведь однажды я снова влюблюсь, так? Я начну все заново с какой-нибудь женщиной, может, на все эти мои новые деньги мы купим большой старый дом, у нас будут дети, я стану профессиональным писателем, пожалуй, даже напишу несколько книг. Я буду жить счастливо, и все это благодаря тому, что Хейли погибла в авиакатастрофе. И я даже не знаю, когда это случится, но настанет время, когда я пересеку черту, за которой, быть может, мне уже не захочется вернуться в прошлое и спасти ее, потому что я буду знать, что, если бы она не умерла, у меня не было бы этой семьи, которую я люблю, и жизнь моя сложилась бы иначе. И сама мысль о том, что я стану человеком, который не захочет вернуться в прошлое, чтобы ее спасти…
Я хочу продолжать, но что-то случилось с моим голосом: я шевелю губами, но не слышно ни звука, и я, черт подери, чувствую, как у меня по щекам бегут слезы. Брук кивает и кладет мне ладонь на руку.