Как подружиться с демонами - читать онлайн книгу. Автор: Грэм Джойс cтр.№ 55

Война в Заливе для меня была очередным походом, и только. Правда, на этот раз пришлось приглядывать за новобранцами и уверять их, что все в порядке вещей. Война — в порядке вещей, вот оно как.

Так оно и есть, дело как дело. Не зря же платят жалованье. И ты не спрашиваешь: а что мы забыли в этом заливе? Что мы забыли в Ирландии? Что мы забыли на каких-то захолустных, засранных овцами островах в Южной Атлантике? С королевой не спорят. Стройся. Выдвигайся. Продвигайся.

В январе 91-го меня откомандировали в пустыню в числе многонациональных сил, призванных выдворить из Кувейта иракские войска Саддама Хусейна. Саддам предрекал, что грядет «мать всех войн», которая ужаснет весь мир. Но вышло совсем по-другому.

Мы еще задолго до Рождества поняли, куда ветер дует. Никто ничего не говорил, но мы слышали, как бьет набат. Это не так просто объяснить. Скажем, ты на действительной службе, и вдруг — удар, потом эхо, или, может, это твое сердце этак глухо стучит, пока что-то не произойдет или не отменят боевую готовность. Услышал набат. Получил приказ. Стройся. Выдвигайся. Продвигайся.

Бронетехнику уже отправили по морю, а нас перебросили по воздуху после Рождества, так что я успел сказать своим парням: идите-ка засадите любовнице, поцелуйте жену и готовьтесь к отправке. Я всегда так говорил, и они всегда над этим смеялись. Но у тех семейных, которые с детьми, что-то внутри щелкало и огоньки в глазах гасли. Ага, надо бы купить сынишке тот новый велик. Ага, надо бы купить дочурке большого плюшевого мишку.

Мне же не о ком думать и Рождество встречать тоже не с кем. Ну, я и сам с собой не скучаю. Подогреешь в микроволновке индюшиный окорочок, поставишь рядом ящик коричневого эля, закинешь ноги на стол и пялишься в телик. Да, было дело, приглашали меня. Не один, так другой звал прийти в гости и посидеть вместе с ними со всеми за рождественским ужином. Старому хрычу, бедолаге такому, не с кем скоротать вечерок. Ну и на хрена мне такое счастье? Только хуже становится, когда пора вставать и уходить восвояси.

Значит, на Рождество сижу я в своей захламленной берлоге, ноги на стол, посасываю пивко и смотрю по телику обращение королевы. Рождество, замечу, отнюдь не белое, на улице вовсю хлещет дождь. Слушаю, как королева говорит о том, чтоб оглянуться на прошедший год, и с интересом жду, упомянет ли, что нас со дня на день отправят в Персидский залив. В общем, не знаю, сказала она про это или нет, потому что как я сидел, так и заснул.

И тут меня будит какой-то перестук. Я сперва подумал, что кто-то стучит в окно монетой или вроде того, но ничего не смог разглядеть. Пустая бутылка валяется на полу, речь королевы давно закончилась. По ящику теперь хохмят какие-то клоуны, и тут я опять слышу этот стук. На этот раз в дверь. Ладно, верх моей двери — матовое стекло, так что я увижу силуэты, и если кто-то приперся пожелать мне счастливого Рождества, я им покажу, где раки зимуют. И вновь этот звук: еле слышное дробное тук-тук-тук.

Я протираю глаза, вскакиваю, распахиваю дверь. А там никого. В смысле, из людей никого. Потому что я смотрю пониже и вижу, кто тут расшумелся. Это ворон. Долбит клювом в дверь, представляете?

Меня аж в пот бросило при виде этого ворона, чернющего, как черт знает что. Перья мокрые, взъерошенные, топорщатся во все стороны. И тут он поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза.

— Фигли ты тут делаешь? — ору на него. — Ты что, совсем?

В ответ приблуда гадит мне на порог, перепрыгивает мою ногу и шасть в дом.

Здоровенный такой ворон. Громадный прямо. И вот я стою как дурак, держу дверь нараспашку и не знаю, как быть. Оставить ему дверь приоткрытой, так все тепло выветрится. Короче, закрыл дверь.

— Что, совсем оборзел, да? И что теперь с тобой делать?

Ворон чешет дальше в комнату. Я скребу в затылке. Не больно-то мне охота заводить дома птицу и кормить ее до старости. Эта зверюга мне что-то каркает и запрыгивает на телик.

Надо сказать, телик у меня довольно покоцанный и главная кнопка свисает спереди на проводах. Похоже, ворон думает, что один из оголенных проводов — это червяк. Ковыляет к нему, берет в клюв, тянет… Бабах! Телик искрит и дымится.

А я — в кресле.

Вот именно, обратно в кресле. Телик накрылся. Ворона нигде нет. Как и не было. Выходит, я спал? Приснился ворон.

Так-то оно так, если б не одна загвоздка. Одна загвоздочка, сынок. Дверь-то приоткрыта. А на пороге птичье говно. Вот видите? Целых две загвоздки.

Я об этом никому не рассказывал. Только здесь написал, в последней воле и свидетельстве очевидца. Все, что случилось в тот вечер, я выкинул из головы. Оно, конечно, можно дать слабину и позволить таким вещам изводить тебя. Но если идешь на войну, да еще приглядываешь за молодыми хлопцами, тебе ни к чему всякое дерьмо, которое тебя изводит и сбивает с панталыку. Ни к чему.

Я отправил тот случай на задворки памяти. Тем более что набат бил вовсю. Стройся. Выдвигайся. Продвигайся. Через несколько дней от всех этих конфетти, рождественских открыток и орешков в сахаре осталась лишь галочка на прошлогоднем календаре, а мы оказались в саудовской пустыне.

Сама пустыня меня не пугала, вот только я не к такой войне привык. С улицы на улицу, из дома в дом в городских сумерках — вот это по мне, так я выучился в Ирландии; эта наука принесла мне пользу в Боснии, где я служил в «голубых касках», а еще раньше пригодилась даже на Фолклендах, во время марш-броска по тамошним заболоченным пустошам. Дайте мне хоть намек на укрытие, хоть полутень, и я к вашим услугам. Но гладкая как коленка пустыня, где глазу не за что зацепиться, не мое поле боя.

Танки для этой пустыни — самое то. Готовишь их к бою, посылаешь авиацию раздолбать как можно больше неприятельской техники, после чего нападаешь на вражеские фланги. Проще некуда. Но потом, если нарвешься на населенный пункт или огневой рубеж, танкам не обойтись без поддержки пехоты, то бишь нас. Мы спрыгнем с бронированных «уорриоров», разделимся на группы и зачистим территорию пулями, гранатами и штыками. Вот это по мне. Штык-то видали, вообще? Не часто приходится пускать его в ход, но я люблю, чтоб он всегда был заточен и аж блестел. Это мне душу греет.

Но в этой войне все решают не штыки, а танки. Опять же впервые после Первой мировой мы всерьез опасались химической атаки. Нас нещадно муштровали в этих жутких комбинезонах химзащиты. Смердят по-черному. В ушах гулко отдается дыхание. Все твои друганы пялятся жучиными глазами, пытаясь разглядеть лицо под противогазом. Шприцы с антидотами все время наготове. Главное, воевать-то еще не начали. А что поделать, тоже служба.

И от всего этого такая скука разбирает, чтоб ее…

Однажды вечером я закончил строевую, распустил бойцов и стоял, истекая потом и тяжело дыша, потому что весь день орал команды через противогаз. Стоял, значит, уперев руки в боки, и пялился в небо над этим морем песка.

— На что смотрите, старшой сержант? — спросил боец по кличке Дурик.