Просвещенные - читать онлайн книгу. Автор: Мигель Сихуко cтр.№ 45

Талс (с теплотой):

— Как делишез, бро?

Митч (посматривая через мое плечо на стайку студенток):

— Чувак, зацени телочек.

Эдвард:

— Ну и где ты прятался, нигга? За границей? И давно?

Анхела:

— А сигаретку можно стрельнуть?

Е. В.:

— Явился, значит, посмотреть на закат Римской империи.

Пип:

— О! Ну и чё?

Риа:

— Я не слышала о тебе с тех пор, как ты перестал обновлять свой «Френдстер».

Чуко (яростно потряхивая руку):

— Вот это пацан, это паре, наш пацанчик!

Роб (не слишком искренне):

— Чувак, мы едем на другую вечеринку, ты с нами?

Триша:

— Ну его на фиг, транс этот гребаный.

Маркус счастлив:

— Приехал!

— Нет, — кричу я в ответ, — еще только въезжаю!

Мы обмениваемся добродушными колкостями. Он пихает мне в карман мешочек. Я всовываю тот обратно ему в руку, но он уже сжал ее в кулак.

— Подарок. С возвращением! — кричит он, улыбаясь; я в шутку обзываю его наркоманом. Он говорит: — Чувак, тот наркоман, у кого запасы кончились.

Вот уже девять месяцев я не пополнял своего запаса. И пять месяцев вообще к этому дерьму не прикасался. И мне не хочется возвращаться к этому зыбкому бодрствованию, к обостренному чувству прекрасного и не нуждающейся в обосновании уверенности — ко всему тому, что должно проявляться и без этого, но что-то никак не проявляется. Как это было секси, когда Мэдисон, проснувшись на выходных, перекатывалась, ловко обернувшись в простыню, и говорила: «Давай-ка вставимся». Как просто было, свернув пятидесятидолларовую купюру, взять трубку, позвонить в «аренду машин» и сказать оператору, что нам нужен «кадиллак» — кокаин, «мерседес» — марихуана, «брабус» — барбитура, или попросить водителя привезти с собой зонтики, потому что, кажется, дождь собирается, притом что на самом деле мы хотели взять грибов, чтобы ожили животные в Музее естествознания. Проще, чем заказать пиццу, и чаевых давать не надо. Да и жить с кокаином было легче. Нам не нужно было готовить, мы никогда не уставали и не мучились от собственного несовершенства. Кокаин давал мне сил на творческие марафоны, когда я за ночь мог написать рассказ страниц на двадцать, переполняемый уверенностью в собственном таланте, которая в итоге начинала убывать, но легко возвращалась, как только я поднимал голову от зеркала на кофейном столике и утирал нос. Я был лучшим писателем в Колумбийском университете. Лучшим писателем Нью-Йорка. Лучшим писателем на земле. Я был тайной за семью печатями в ожидании своего часа. Господь призвал меня, чтоб я говорил от лица своего народа. Мэдисон шутила, что зеркала в этом деле нам нужны, чтобы видеть, какие мы дураки. Потом мы делали еще несколько дорожек, и у нас был превосходный секс, который мы ошибочно принимали за любовь. Когда подступала тревога, что было неизбежно на отходах, достаточно было выпить еще или проглотить таблетку и отрубиться. Сон у меня тогда был крепкий и восстанавливающий.

Засовывая пакетик обратно в карман, я слышу, как мой нью-йоркский аналитик доктор Голдман вещает со своего кресла: «Это первый шаг к пропасти». Но от такого дорогого подарка просто некрасиво отказываться. Нюхать-то меня никто не заставляет. Да и сколько времени прошло. Ну юзну немного. Понюшку-две. Ну дорожку или пару маленьких. Ну или полпакетика, а остальным поделюсь с друзьями. А если я прям все употреблю, никто и не заметит. К тому же я дома, и мне хорошо и отрадно находиться в давно знакомом месте. Мне дико приятно это бурное веселье по поводу моего возвращения, и все ведут себя так, будто я совершил что-то выдающееся. А всего-то и надо, что уехать на подольше.

* * *

Бедняга Бобби стал жертвой экономического спада. Он потерял работу в больнице и связался с дурной компанией филиппинских рэперов, разъезжающих на «субару» с низкой посадкой. Однажды Бобби арестовывают и он оказывается в суде по обвинению в изнасиловании (сводил, называется, девушку на «С широко закрытыми глазами»). Его кузен Эрнинг, конечно, сидит рядом, оказывает моральную поддержку и тайком фотографирует его на свой новый мобильный, чтобы отослать родственникам, но в объектив попадает только его затылок. Подходит пристав и грозиться конфисковать телефон.

Начинается судебное заседание. Прокурор спрашивает жертву насилия:

— Джанель, прошу вас, не могли бы вы описать суду человека, который подверг вас сексуальному насилию.

Истица, чуть не плача, говорит:

— Кожа очень темная. Маленького роста. Волосы черные, жесткие. Глаза узкие. Уши мясистые. Нос широкий, с плоской переносицей.

Эрнинг вскакивает и возмущенно кричит:

— Хватит делать из моего брата посмешище!

* * *

— Не говори со мной в таком тоне, — сказала Мэдисон.

— В каком тоне?

— В таком.

— Мэдисон, я просто разговариваю.

— Но почему со мной нужно разговаривать именно так?

— Но, Либлинг, милая моя Мэдисон, как?

— Это все из-за зубной пасты?

Мы с Мэдисон давно не проводили время вместе, и я пригласил ее на обед. Мы пошли в ее любимый веганский ресторанчик в Челси и взяли лесные бургеры. Хозяйничали здесь двое рассеянных хиппи, и еда была так себе, но Мэдисон испытывала слабость к бедствующим заведениям. Тяжко видеть, как люди выпускают даже синицу из рук, говорила она. На десерт мы взяли кекс из плодов рожкового дерева на двоих и, взявшись за руки, отправились в музей. По дороге мы зашли снять наличных, и на стенах закутка, где стоял банкомат, Мэдисон увидела давно уже развешенные сведения о пропавших без вести. Собрав с полу опавшие листки таких же объявлений, она снова прилепила их к стенке. Потом вышла и ждала меня на улице. Когда мы пришли в МоМА, она была уже заметно не в настроении.

— Зубная паста тут ни при чем, — сказал я.

— Тогда что это была за истерика, когда я не переключила программу?

— Либлинг, прошу тебя, не повышай голос.

— Неужели это из-за передачи про принцев Уильяма и Гарри?

— С чего бы это?

— Не надо было тебе рассказывать.

— О чем?

— Что я раньше от них фанатела.

— Ну и что? А я фанател от Фиби Кейтс [111] . Все равно я не понимаю, чего ты в них нашла. Принцы как принцы.

— Трагически потерявшие мать.

— Как и я.

— О своих родителях ты вспоминаешь, только когда тебе нужно. Я так и знала, что это из-за Уильяма и Гарри. Или из-за пасты тоже? Почему ты так не любишь все органическое? Мне казалось, что судьба матери-земли тебе небезразлична.