Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2 - читать онлайн книгу. Автор: Павел Санаев cтр.№ 94

— Сейчас у них приказа нет, а будет приказ стрелять, они всех вас поубивают. Всех! Иначе в дисбат их сошлют, — уверял собравшихся мужчина в пиджаке, надетом поверх тельняшки.

— Не будут они никого убивать. Они — хорошие сынки, я вижу, — не верила женщина с авоськой.

Возле гусеницы танка валялась намокшая листовка. Раздолбай наклонился и прочитал, не подбирая:

«Солдаты и офицеры! К вам обращаются люди, прошедшие ужас сталинских лагерей. Вас привели в Москву, как во вражеский город. На вас пытается делать последнюю ставку потерявшая власть клика преступников, свергнувшая законное правительство. Они не задумаются под видом наведения порядка отдать вам приказ стрелять в народ и давить его танками…»

«Бред!» — подумал Раздолбай и посмотрел на танкистов, пытаясь понять по их лицам, как они ко всему этому относятся. Танкисты смотрели по сторонам с усталым равнодушием и, кажется, вообще не понимали, зачем они здесь. Это были такие же ребята, как те, что гоняли в футбол в химкинских дворах, и на свирепых душителей свободы они совсем не были похожи.

«Не будут они никого давить, — успокоился он. — Подержат их в Москве, сколько надо, и вернут на базы. Кто вообще эти истеричные листовки пишет?»

Перестав бояться городской войны, Раздолбай вспомнил, что не завтракал. «Макдоналдс» на Пушкинской был открыт.

Очередь по случаю приезда танков была меньше обычного, но все равно требовалось постоять.

«Наших все-таки ничем не проймешь! — усмехнулся он, вставая в хвост очереди. — Ракеты ядерные подлетать будут, а они встанут за чизбургерами, прикидывая, успеют ли до ударной волны».

Предполагая, что «Макдоналдс» гробовщики тоже закроют и, возможно, это последняя в его жизни возможность полакомиться солоноватыми котлетками, Раздолбай набил живот тремя чизбургерами и вернулся на улицу. На Пушкинской площади ничего не менялось — разве что танкисты попрятались от дождя внутрь своих боевых машин, и танки мокли теперь безмолвными бронированными монолитами. Немного потоптавшись на площади, Раздолбай накинул капюшон и пошел вниз по Тверской в сторону Кремля. Привычного движения не было, лишь изредка проезжали одиночные автомобили. Пешеходы не спешили по своим делам, а переходили от толпы к толпе — кто-то слушал радио, кто-то читал листовки, кто-то прислушивался к словам ораторов, кричавших в мегафоны про свободу, которую надо защищать, и баррикады, которые надо строить.

Ораторы с мегафонами показались Раздолбаю еще большими смутьянами, чем лихой здоровяк Ельцин. Тот хотя бы назывался президентом, а эти никто и звать никак — подойдет милиция, отберет матюгальники, и поймут по-настоящему, что такое свобода и как жить без нее пятнадцать суток. Призывы «давать отпор» Раздолбай считал смешными, но не по той причине, по которой смешными казались засунутые под катки некоторых танков арматурные прутья. Он смотрел на горожан, среди которых преобладали взрослые и пожилые мужчины, и понимал, что запрет «Макдоналдса» и рок-концертов станет печалью только для него и его сверстников, а большинство людей наверняка думают так же, как довезший его до метро водитель. И уж если Раздолбай не считал чизбургер и «Черный обелиск» ценностями, достойными противостояния с танками, то взрослые москвичи должны были презреть смутьянов с мегафонами и подавно.

«Покричат до усталости и разойдутся, — думал он про ораторов. — Все спокойно будет».

Он почти дошел до Манежной площади и собрался было спуститься в метро, чтобы поехать к маме рассказывать, какой он герой и как все разведал, но тут из-за угла Тверской и Охотного Ряда послышался шум, похожий на рев штормового прибоя. Шум приближался, и Раздолбай с удивлением распознал в нем человеческие голоса, скандировавшие: «Долой хунту!» Ритмичные тысячеголосые выкрики грохотали, словно удары молота, и можно было подумать, что по улице движется кузнечный цех. Раздолбай даже оторопел, пытаясь представить, какая человеческая лавина течет в его сторону. Через минуту всю ширину Тверской улицы заполнила огромная колонна людей, спаянная бесконечно длинным полотнищем бело-сине-красного флага, которое они несли, растягивая вдоль улицы.

«Ни фига себе! — поразился Раздолбай. — Где они такой флаг взяли? С утра сшили?»

Увидев такую массу людей под одним флагом, он понял, что рано понадеялся на спокойствие. Он знал, что флаг — это символ противоборства. Для того ведь и придумали флаги, чтобы отделять своих от чужих. Красный флаг Раздолбай считал своим с детства. Он не служил в армии, но знал, что если придется, этот флаг ему полагается защищать «до последней капли крови», и это было единственное, к чему он относился серьезно, когда писал заявление о приеме в комсомол. Красным флагом Раздолбай не раз гордился, когда полотнище с молотом и серпом поднимали на олимпиадах. Красный флаг был на крыле космического челнока «Буран», стартом которого он любовался по телевизору, вытирая украдкой от родителей слезы гордости. В центре значка «Гвардия», нарисованного на некоторых танках, тоже алел красный флаг, и это была главная причина, по которой бояться этих танков или идти против них Раздолбай считал абсурдным. Эти танки были наследниками машин, которым он с детства сопереживал, когда смотрел военные фильмы, и причинить такому танку любой вред казалось равносильным переходу на сторону тех, против кого сражались их железные предки.

К трехцветному флагу, который несли демонстранты, Раздолбай был равнодушен, как к флагу какой-нибудь Ботсваны. Историю этого триколора он не знал, но замечал, что под ним собирались люди, которые активнее всех ругали «задолбавший совок». Утверждение, что «совок задолбал», давно стало общим местом, и никто против этого не возражал, но для того ведь и начали Перестройку, чтобы ушло все «задолбавшее». Пусть это уходило не так быстро, как хотелось, но ведь это не повод отрекаться от своего флага и собираться под непонятным знаменем.

Огорченно полагая, что серые гробовщики вернут приметы прежнего времени, Раздолбай в то же время считал громогласное нарекание советских руководителей «хунтой» таким же дерзким вызовом, как выкрики неформалов «раз-два-три — все лягавые козлы!» в адрес милиции после рок-концертов. Он видел, как заталкивали зачинщиков кричалок в зарешеченные автобусы, и не сомневался, что на «хунту» гробовщики в серых костюмах всерьез обидятся. Они ведь русским языком объясняли, что войска введены для порядка. А что такое шествие с непонятным флагом по центральной улице и выкрики «долой хунту»? Это не просто нарушение порядка — это вызов! Это такой «праздник непослушания», который ни одна уважающая себя «хунта» терпеть не станет. Конечно, этих демонстрантов разгонят!

— Долой хунту! Долой хунту! — скандировала бесконечная колонна.

— Ничего себе! — удивлялся Раздолбай с невольным восхищением.

Люди все шли и шли, флаг тянулся и тянулся, и становилось понятно, что с легкостью разогнать гигантскую массу людей, спаянных одним знаменем, невозможно. Это был не просто вызов. Это выглядело так, словно две силы сходились на бой, и Раздолбай воспринимал это со страхом, как детский кошмар, в котором он крошечный бегал по полю, а у него над головой с грохотом соударялись гигантские железные шары. Бесконечная колонна, выбивавшая тысячеголосым молотом «Долой хунту!», казалась Раздолбаю одним из таких железных шаров. Второй «шар» прокатился по той же улице, как только колонна скрылась в лабиринтах города — длинной вереницей, проследовали один за другим окутанные сизой гарью колесные бронетранспортеры и танки.