Трижды на заре - читать онлайн книгу. Автор: Алессандро Барикко cтр.№ 12

Да, это хороший способ, я сама так делала.

Я прыгал на велике с парапета, перед домом. Потом вспыхнул огонь. Я бросил велосипед и подошел близко-близко. Заглянул через большое окно…

...

...

...

Странно, что они не бежали.

Кто?

Отец и мать. Они и не думали бежать. Отец сидел за столом, перед бутылкой вина, а рядом лежал пистолет, как обычно. Мать вышла из кухни и стояла напротив. Они орали. Но не…

О’кей, Малколм, давай поговорим о чем-нибудь другом.

Нет.

Малколм…

Они орали друг на дружку. Скандалили. А все вокруг полыхало огнем.

О’кей.

Они бы не погибли, если бы, вместо того чтобы орать друг на дружку, убежали из дому. Почему они не убежали?

Не знаю, Малколм.

Поэтому я и не мог двинуться с места. Все смотрел на них. И не мог двинуться с места. Стало жарко, и я начал отступать. Останавливался там, где было не так жарко. И не мог не смотреть.

Достань мне баночку, Малколм.

Сейчас. Меня будут спрашивать, почему я не вошел внутрь, чтобы спасти их?

Нет, тебя не будут об этом спрашивать.

Скажи им: потому что я все это видел.

Ладно.

Отец — нет, а мать вспыхнула как факел, в одно мгновение, но даже и тогда не бросилась бежать, стояла и горела, как факел.

Тогда женщина сняла одну руку с руля и стиснула ладошку мальчика. Стиснула сильно. Она сбавила скорость, потому что редко водила машину и не была уверена в себе, не нравилось ей править одной рукой. В темноте, на этой дороге в никуда. Но она крепко сжимала руку мальчика, следя за тем, чтобы не потерять управление: хотела этим сказать, чтобы он прекратил, но, если хочет продолжать, она его поддержит. Он еще сказал, что в конце не осталось ничего от дома, и спросил, как это может быть, чтобы от дома не осталось ничего, после того как он занялся огнем в ночной темноте. Женщина знала — верный ответ был бы такой: уйма вещей из этого дома останется навсегда, и мальчику жизни не хватит, чтобы выбросить его из головы, но все-таки ответила — да, мол, такое бывает, если дом деревянный, он может превратиться в груду пепла, хоть это и странно на первый взгляд, если однажды ночью огонь возьмет и пожрет его, растопит камин в зале ночи. Все дымилось, сказал он. Еще долго будет дымиться, подумала она. И спросила себя, есть ли вероятность, одна-единственная, вновь научиться вглядываться в даль, когда у нас у всех впереди дымится какая-нибудь руина, а у этого мальчонки в особенности. Я паршиво правлю одной рукой, сказала. Мальчишка взял ее руку и положил на руль. Как-нибудь справлюсь, сказал. Потом оба долго молчали. Дорога вела на восток, почти не сворачивая, разве чуть-чуть, чтобы обогнуть какую-нибудь рощицу. Под светом фар шоссе приоткрывалось мало-помалу, будто секрет, не особо и важный. Изредка появлялась встречная машина, но они на это не обращали внимания. Мальчик вытащил баночку, открыл ее, протянул женщине, потом вспомнил, что трудно править одной рукой, и поднес баночку ей ко рту, и тогда она расхохоталась и сказала — нет, она так не умеет, она много чего не умеет в таком роде. Ты умеешь водить машину ночью, сказал мальчишка. В этот раз да, сказала женщина.

Но только ради тебя, добавила.

Спасибо.

Мне это в охотку. Давно уже я ничего не делала в охотку.

Правда?

Настолько в охотку, я хочу сказать.

Ты странная, ты не похожа на полицейского.

Почему?

Ты толстая.

В мире полно толстых полицейских.

Ты одета не как полицейский.

Да.

И машина отвратная.

Эй, сударик мой, ты говоришь о «хонде-сивик», принадлежащей полиции Бирмингема.

Внутри. Она внутри отвратная.

Ах это.

Да, это.

Машины моют в гараже управления каждое утро, но эту — нет, я не разрешаю.

Тебе нравится так.

Именно.

Тут повсюду попкорн.

Я обожаю попкорн. Не так-то просто есть попкорн и одновременно править.

Еще бы.

И потом, это я сейчас такая, как видишь, а раньше была красоткой, знаешь?

Я не сказал, что ты уродина.

В самом деле. Я — красавица. А раньше была еще красивее. К слову сказать, мои сиськи славились во всех полицейских участках Мидленда.

Ну ты даешь.

Шучу.

А.

Но это правда: я была красивой женщиной; сперва очень красивой девушкой, а потом — весьма привлекательной дамой. Теперь — другое дело.

То есть?

Теперь мне все равно.

Не верю.

Конечно не веришь, пока не испытаешь на себе. Как уйму прочих вещей.

У тебя есть муж?

Нет.

Дети?

Был сын, но я его не видела много лет. Я была плохой матерью. Так уж вышло.

Ты была хорошим полицейским.

Да, какое-то время была.

Потом растолстела.

Можно и так сказать.

Понял.

Не уверена, что понял, но можно оставить и так.

Нет, я правда понял.

Что ты понял?

Ты как мои родители: вспыхнул огонь, а они не сбежали. Почему с вами случается такое?

Эй, эй, ты о чем говоришь?

Сам не знаю.

Хрена лысого я бы стояла и жарилась в этом твоем доме, уж поверь мне.

...

Извини, я не это хотела сказать.

Ничего.

Я хотела сказать, что всегда убегала из горящего дома, клянусь тебе, убегала много раз; только и делала, что убегала. Не в этом дело.

А в чем тогда?

Эй, эй, слишком много вопросов.

Я просто хотел знать.

Лучше поищи мне попкорн, он должен быть где-то за сиденьем.

Здесь?

Да, где-то там. Большой семейный пакет, открытый.

Тут нет ничего.

Посмотри на полу, он упал, должно быть.

Под сиденьем?

А это еще что за хрень?

Но она говорила не о попкорне. Она заметила в зеркальце заднего вида что-то такое, что ей не понравилось. Что за хрень, повторила она. Прищурилась, чтобы получше разглядеть. За ними в отдалении следовала машина с синей мигалкой на крыше: очевидно, полицейская. Стонер, этот кусок дерьма, подумала женщина. Потом инстинктивно нажала на акселератор, чуть сгорбившись над рулем и что-то бормоча. Мальчик обернулся и увидел вдали в темноте машину с синей мигалкой. Сирены не было, только синий свет. Бросил взгляд на женщину: та вела машину сосредоточенно, вцепившись в руль. Следила за дорогой, чуть прикрыв глаза, время от времени поглядывая в зеркальце заднего вида. Мальчик обернулся снова, и ему показалось, будто тот автомобиль приблизился. Не оборачивайся, сказала женщина, это к добру не приведет. Прибавила, что, когда тебя преследуют, ты не должен обращать внимания на преследователей, а должен сосредоточиться на том, какую дорогу выбрать; должен сохранять ясность мысли, зная, что, если выложишься по полной, никто тебя не достанет. Она говорила, чтобы снять напряжение и потому, что от усталости начала мало-помалу сбавлять обороты. А если преследуешь ты, нужно повторять все, что делает тот, за кем ты гонишься, не раздумывая ни минуты, на раздумья уходит время; нужно только повторять все, что он делает, а когда окажешься на расстоянии выстрела, вылези из его головы и сделай свой выбор. Девять раз из десяти это срабатывает, сказала она. Если, конечно, под твоей задницей не такая колымага. Взглянула в зеркальце заднего вида и обнаружила, что полицейская машина невозмутимо катится к ним, как бильярдный шар к лузе. Как же он меня нашел, этот кусок дерьма, сказала она. Вот видишь, он умеет работать, сказала. Спрячь баночки, сказала. Какие баночки? С пивом, сказала она. Мальчишка оглядел все вокруг, но никаких баночек не нашел. Может быть, они катались под сиденьями, среди попкорна и прочего невероятного хлама типа коробки от сотового телефона, свернутого в трубочку плаката, пары резиновых сапог. Нету никакого пива, сказал он. Ладно, сказала женщина, а потом прибавила: лучше бы ты лег на сиденье и сделал вид, будто спишь. Ей пришло в голову, что тогда Стонер не будет орать. Было бы лучше обойтись без крика. Поговорив спокойно, она, возможно, могла бы его убедить. Подняв глаза к зеркальцу заднего вида, она обнаружила, что синий свет мигает уже метрах в пятидесяти от них. Ничего хорошего у меня больше не получается, подумала она. И ее охватила та самая тоска, что душила по ночам, в часы бессонницы, когда все удостоверения, какие имела она в жизни, проплывали перед ее мысленным взором, и в каждом значился неодолимо наползающий последний срок. Она чуть отпустила акселератор, и машина, что ехала позади, их обогнала. Мальчонка закрыл глаза, синие блики мигали под веками, все ближе и ближе. На полицейской машине загорелся поворотный огонь, она медленно приближалась. Нужно сохранять спокойствие, подумала женщина, и приготовила первые слова, какие скажет. Не мешай мне делать мою работу, вот что она скажет. Машина догнала их, женщина повернула голову. Разглядела незнакомое лицо молодого полицейского, на вид довольно приятное. Он бросил на нее мимолетный взгляд, потом поднял большой палец, спрашивая, все ли в порядке. Она улыбнулась, тоже подняла палец. Машина прибавила скорость и метров через двадцать вернулась на свою полосу. Мало-помалу стала удаляться. Женщина точно знала, что происходит там, внутри. Один из двоих полицейских что-то говорит насчет странных дамочек, разъезжающих по ночам. Другой молчит, ничего не отвечает, и это значит, что останавливаться он не будет, что останавливаться незачем. Хочется разъезжать по ночам — пускай, может быть, говорит он в конце концов. Следя, как они удаляются, она вела машину по всем правилам, как можно аккуратнее, чтобы ее не запомнили. Уже подумала, что пронесло, когда увидела, как машина исчезает за одним из редких поворотов, и крепче сжала руль, поскольку знала все полицейские уловки и не удивилась бы, обнаружив, что патрульная машина, развернувшись, остановилась у обочины и дожидается ее. Бросила взгляд на мальчишку. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, пристроив голову на сиденье. Ничего не сказав ему, женщина вписалась в поворот. Ну же, ну, пробормотала сквозь зубы. Увидела дорогу, уходящую в темноту, и синий свет, мигающий в отдалении. Немного сбавила скорость и продолжала рулить, пока не заметила площадку у края дороги. Затормозила, поставила машину на площадку, не выключая мотора. Разогнула пальцы, сняла руки с руля. В задницу, подумала. Нет, только послушай, на хрен, как сердце стучит, подумала: я уже каждого куста пугаюсь. Уперлась лбом в колесо руля и беззвучно залилась слезами. Мальчонка открыл глаза и глядел на нее не шевелясь. Он не знал точно, как все закончилось. Посмотрел на дорогу, но нигде поблизости не мигали синие огни, только та же, прежняя темнота, ничего другого. А женщина все-таки плакала, даже теперь рыдала, то и дело стукалась лбом о колесо руля, но несильно, не причиняя себе вреда. Это длилось довольно долго, и мальчонка не решался что-либо сделать, но в конце концов она резко подняла голову, отерла слезы рукавом куртки, повернулась к нему и сказала чуть ли не весело: это-то нам и было нужно. Мальчик улыбнулся.