Сиреневый туман, любовь и много денег - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Черкасов cтр.№ 40

Палач выхватил у него из руки листовку и сказал:

— Заткнись, сейчас разберемся.

Он был старшим группы, и ему следовало подчиняться.

Теремок с трудом успокоился и отошел к стоявшему в стороне Груше, который в это время забивал косяк. Груша, закончив забивать, протянул косяк Теремку и сказал:

— На, оттянись лучше, чего прыгать? Палач сам разберется.

Палач, внимательно изучив портрет, подошел к Дену вплотную и долго рассматривал его лицо.

— Ладно, ты не мент. А это кто? — и он поднес бумагу к глазам Дена.

— Не твое дело, — сквозь зубы ответил Ден и сплюнул кровь.

— Ну, не мое, так не мое. Эй, слышь, иди сюда! — обратился он к Теремку, только что набравшему полную грудь терпкого дыма.

Тот торопливо передал косяк Груше и, задержав дыхание, поспешил на зов.

— Этот козел говорит, что это, — и он потряс листовкой, — не мое дело. Может быть, это твое дело? Как ты думаешь? Сделай-ка ему, как тогда Банщику. Помнишь?

Теремок выпустил дым и обрадованно ответил:

— Помню-помню! Щас сделаем!

И в глазах Теремка, и так-то склонного к садизму, а теперь еще и сильно обкуренного, засветились нехорошие огоньки.

Он вдруг вытащил из заднего кармана опасную бритву, открыл ее и начал медленно играть перед лицом Дена страшным сверкающим лепестком. На его искаженном лице появилось странное выражение, а в углах рта выступила пена.

— Щас мы тебе будем делать чик-чик. А потом чук-чук. А потом снова чик-чик. Ты думаешь, я тебе буду фасад расписывать? Не-е-ет, — протянул он нежно. Мы тебе будем чик-чик делать.

Он опустился перед Деном на колени. Палач и Груша стояли в стороне и, передавая друг другу косяк, следили за происходящим. Теремок несколькими ловкими движениями раскроил бритвой брюки Дена, затем аккуратно потрудился над его трусами и, театральным жестом отбросив в сторону вырезанные лоскуты, поднялся на ноги и отступил на два шага.

— Чик-чик! — торжественно произнес маньяк, воздев бритву к небу. Его рука попала в солнечный луч, и опасное лезвие засверкало, как маленькое кривое зеркало.

Теремок обернулся к Палачу и ждал дальнейших команд.

Наступила тишина.

Палач, отбросив докуренную пятку, смотрел на Дена и молчал. Будучи очень жестоким пацаном, он, тем не менее, не любил маньяков, а сейчас он видел перед собой стопроцентного маньяка во всей красе. Он подошел к Дену и сказал:

— Если ты ответишь на мои вопросы, я тебя застрелю, и все. Если нет — мы с Грушей уйдем, а Теремок останется. Тебе все равно не жить. А как умереть — выбирай. Усек?

Ден сильно побледнел и, посмотрев на Палача несколько секунд, утвердительно кивнул.

Палач тоже кивнул и, прикурив сигарету, вставил ее в рот Дена.

Ден затянулся, а Палач начал спрашивать.

— Кто этот Бекасов?

— Он двинул из разбитой машины миллион баксов.

— Деньги до сих пор у него?

— Да.

Палач замолчал. Спрашивать стало не о чем. Он снова посмотрел Дену в глаза и сказал:

— Я отвечаю за базар.

После этого он достал «Макаров», передернул затвор и, не затягивая страшной минуты, выстрелил Дену в сердце. Пленник вздрогнул, уронив голову на грудь, и его тело безжизненно повисло на привязанных ржавой проволокой руках.

Отвернувшись от мертвого Дена, Палач убрал листовку в карман и сказал:

— Поехали.

Обкуренному Груше было все равно, а Теремок, уже раскатавший губу и представлявший, как он будет чикать Дена, был жестоко разочарован. Но, зная, что Палач шутить не любит, он обиженно молчал.

Расправившись с Деном, все трое уселись в «вольво» и отправились перекусить в крышуемое салтыковцами кафе «Обезьяна Чичичи» на проспекте Уточкина. Когда Салтыков наставлял Палача насчет Дена, он пояснил: «Завалите этого козла! А если еще кого из его козлов увидите, валите тоже. Ты, Палач, меня знаешь. За мной не заржавеет».

— Слышь, — обратился к старшему Теремок, — а что там этот про какой-то миллион вякнул?

Палач вздрогнул, оторвавшись от нелегких мыслей о делах скорбных, и, взглянув на Теремка, ответил:

— Миллион, говоришь?.. Правильно… Я знаю, что нам нужно делать. Значит, так. Сейчас мы поедем в одно место, где будем решать вопрос о миллионе «бакинских». И держите язык за зубами. Если мы хапнем этот «лимон», то можно будет отвалить от дел. До старости хватит.

— Ух ты! — сообразил, наконец, Груша. — Класс! Мы хапнем этот миллион на троих?

— А ты не понял, что ли? — ответил Палач. — На хрен нам Салтыков сдался? Или ты хочешь и дальше в тестерах ходить?

До Теремка тоже доперло, что можно на халяву «замутить неслабую копеечку», и он поддержал Палача:

— Да! Ты хочешь в шестерках оставаться?

Устыдившийся Груша замолчал, но тут же, представив миллион на троих, завопил:

— Во, блин, ништяк! Ух, ништяк!

Палач смотрел вперед, на дорогу, и молчал. Потом сказал:

— Все, хватит базарить. Подъезжаем.

«Вольво» переехала через реку Смородину и повернула в сторону Устюжинской косы. Теремок, знавший, что Устюжинский проспект упирается в Яхт-клуб, спросил:

— Это мы в Яхт-клуб едем, что ли?

— Нет, — ответил Палач, — ближе.

На Устюжинском проспекте было пусто. Ни машин, ни людей. «Вольво» двигалась между двух бетонных заборов. Свернув в тупик, под прикрытие трансформаторной будки, «вольво» остановилась у ворот, выкрашенных в синий цвет. Судя по траве, в обилии росшей перед воротами, ими давно уже никто не пользовался. Палач, не выключая двигателя, сказал:

— Все, приехали, выходим.

Теремок с Грушей, торопясь побыстрей получить свою часть миллиона, тут же выскочили из машины и стали озираться по сторонам.

Палач, не торопясь, посмотрел по сторонам и, убедившись, что в тупике никого кроме них нет, вынул из кармана деновский «Макаров» и аккуратно выстрелил Теремку в голову, а Груше в грудь.

Оба повалились на землю, не успев даже удивиться.

Палач сделал контрольные выстрелы и быстро уехал с места преступления. Выезжая обратно на Тихорецкую, Палач усмехнулся и произнес свою любимую фразу из фильма «Свой среди чужих…»:

— Это нужно одному…

Через час Палач сидел в кресле напротив Салтыкова и рассказывал о том, как они, преследуя машину одного из кабачковских лохов, заехали на Устюжинский проспект в какой-то тупик. Теремок с Грушей вышли из машины, чтобы лоха мочкануть, а он, типа, отъехал на десять метров, чтобы запарковаться по-нормальному, как вдруг подлетел из-за поворота черный джип, из него — бах, бах, и оба наповал! Ну, Палач, не будь дурак, по газам и ноги! Еле ушел. Жалко пацанов, полегли ни за что…