— С чего вы взяли? — взвился Борис Абрамович.
— Вы сами сказали! — Собравшиеся оживились.
— Ничего я не говорил!
— Нет, сказали! — проскрипел телеведущий.
— Нет, не говорил!
— Я сам слышал!
— Что вы слышали?
Человек «однако» наконец пробился в проход между телекамерами.
— Про межнациональные конфликты!
— Миша, ну что вы такое говорите? — всплеснул руками режиссер Говорухо. — Какие конфликты?
— Межнациональные! — небритый хрипун принял картинно обличительную позу. — На собственном примере можете показать?
Пресс конференция превратилась в балаган, не успев толком начаться.
— Я оговорился! — взвизгнул Березинский;
— Щас! — телеведущий отпихнул от себя грозного телохранителя, приставленного к нему после того, как чеченские полевые командиры пообещали отрезать голову не в меру воинственному репортеру, призывавшему использовать против сепаратистов напалм и фосген. — Отстань от меня!
— Михал Владимирыч, — загундосил телохранитель. — Можно, я отойду?
— Да можно, можно! — человек «однако» топнул ножкой. — Так что у нас, Борис Абрамыч, насчет конфликтов?
— Ничего! — разъярился Березинский. — У нас в партии национальных проблем нет!
Главный редактор «Виагриус пресс» вжал голову в плечи.
Яговлев окинул зал мутным взглядом. Как в былые времена на заседаниях партактива какого нибудь завода, куда Александр Николаевич приезжал с инспекционной поездкой из горкома или обкома. Там его тоже всегда сажали в президиум, и он смотрел на собравшихся немного свысока.
Вялый младший попытался понять суть набирающего обороты скандала. Но не понял и углубился в раздумья о перспективах на сегодняшний вечер.
Говорухо стукнул ладонью по столу.
— Я предупреждал!
— Ага! — обрадовался телеведущий. — О чем это?
— О попытках сорвать пресс конференцию!
— Сережа, Сережа, успокойся! — засуетился Березинский. — Никто ничего не срывает!
— А это что, по твоему?
— Недопонимание. Просто недопонимание, — Борис Абрамович воздел руки к потолку. — Миша, мы же взрослые люди! Ну зачем вы так? Не надо привязываться к словам!
— А к чему можно? — человек «однако» за полчаса до начала пресс конференции вышел из ресторанчика «У Гайдара», где хорошо посидел с друзьями. Выпитые триста граммов водочки «Абсолют» требовали от организма совершения подвига. Или, на худой конец, продолжения банкета.
Телеведущий прикинул расстояние до Березинского, но понял, что попасть тому по башке стулом не сможет. Оставалось доводить низкорослого олигарха словесно.
Затренькал мобильный телефон.
Борис Абрамович повернулся спиной к залу и поднес трубку к уху.
— Да?.. Рома, ты?.. Знаю уже... Ах, вот как!.. Понял... Передай ему, что процентик придется срезать... Да да да, срезать! И никаких «но»!..
Любитель слова «однако» наплевал на чувство самосохранения, широко шагнул к столу, за которым уместились интервьюируемые, взобрался на помост и неожиданно для всех схватил Березинского за шиворот.
Олигарх испуганно взвизгнул, уронил телефон и отпихнул напавшего на него журналиста.
Раздался треск, пиджачок духовного лидера партии разошелся по шву. Репортер не удержал равновесия, свалился под ноги коллег, сжимая в кулаке оторванный воротник, и завопил, пытаясь подняться.
С обеих сторон к трибуне рванулись сотрудники службы безопасности «Интерфакса».
Человека «однако» вынесли на руках и передали возвращавшемуся из туалета телохранителю. Журналист немного повозмущался, но быстро угомонился и с блаженной улыбкой на небритом лице свернулся калачиком на заднем сиденье джипа, уносившего его в телестудию, где уже полным ходом шла подготовка к записи вечерней авторской программы.
Березинский скинул испорченный пиджак, мрачно оглядел улыбающихся журналистов и предложил продолжить пресс конференцию, нарушенную столь паскудным образом.
Разборку с хриплоголосым он отложил на потом, прикидывая, какую пользу можно извлечь из происшедшего.
* * *
Построенная во Франции двадцатипятиметровая подводная лодка имела полное водоизмещение в триста семьдесят тонн. Этого было вполне достаточно для того, чтобы передвигаться по разветвленной системе подземных рек, протянувшейся почти под всем Кавказским хребтом.
В принципе, лодка могла даже выйти в море. Ее прочный корпус был изготовлен из двадцатимиллиметровой стали, шпангоуты доходили до ста семидесяти миллиметров в высоту и до тридцати пяти в толщину, так что агрегат был способен опуститься на глубину в несколько десятков метров и самостоятельно всплыть. Подводный аппарат развивал максимальную скорость в девять узлов, чего с избытком хватало для передвижения по подземным карстовым тоннелям, где скорость течения редко превышает четыре километра в час. Запас хода у лодки был приличный, полностью заряженные серебряно цинковые аккумуляторы обеспечивали бесперебойную работу двигателя на протяжении восемнадцати часов. К тому же в третьем отсеке стоял дизельный движок, предназначенный для плавания в надводном режиме.
Система управления была примитивна, но идеально подходила для тех условий, в которых выпало действовать гордости ичкерийского флота.
В носу и по обоим бортам располагались овальные иллюминаторы, часть из которых представляла из себя прожекторы. Экипаж лодки состоял всего из четырех человек. Капитан и штурман сидели в маленьком отсеке управления в носу и визуально следили за курсом корабля, имея в своем распоряжении пульт, с которого по электроцепям уходили команды к двигателю, рулям и компрессорам балластных цистерн. Механик и электрик находились обычно в последнем, четвертом отсеке и следили за техническим состоянием оборудования.
Второй отсек был грузопассажирским. В нем могли с комфортом устроиться десять человек, прихватив с собой до двенадцати тонн необходимых вещей, или разместиться три десятка раненых, что происходило нечасто. Подводный аппарат эксплуатировался в основном для нужд высших полевых командиров, и рядовому боевику путь на борт был заказан.
Девяносто девять процентов «волков ислама», как именовали себя сепаратисты из армии «независимой Ичкерии», вообще ничего не знали о лодке.
Их карма состояла в том, чтобы сдохнуть за идеалы, пропагандируемые Мовлади Удуговым — чеченской пародией на доктора Геббельса, — который сам никогда не участвовал в боевых действиях против федеральных войск и лишь выступал с речами, уснащенными цитатами из Корана и дикими призывами к масштабным террористическим актам. Мовлади был трусоват и с весны двухтысячного года прятался на территории Ингушетии, откуда видеокассеты с его высказываниями доставлялись в спрятанные под землей телевизионные студии центра «Кавказ». Еще Удугов был большим любителем вброса информации через компьютерные сети, где на специальных сайтах размещались доклады об «успешных боевых операциях» ичкерийских воинов и приводились цифры потерь среди военнослужащих российской армии и милиции, обычно раз в двадцать превышающие истинные. Западные СМИ любили пользоваться данными Удугова, в результате чего раз в неделю на страницах немецких и французских газет появлялись материалы «очевидцев», якобы своими глазами видевших разгром колонн бронетехники и лично считавших трупы солдат.