Попискивание и визги слева.
Пыхтение и подозрительный, крайне опасный лязг справа.
Коротаев снял автомат с предохранителя и выпустил длинную очередь туда, откуда донесся лязг; в коридоре запахло порохом. Лязг больше не повторился, Коротаев двумя прыжками подскочил к лежавшему, разоружил труп.
Галя перестала визжать и только рыдала.
— Тебя зацепило? — как будто заботливо осведомился отставной начальник охраны.
— Не-ет, — провыла медсестра.
— Умница.
Коротаев вернулся к изголовью, сел на корточки перед оглушенным охранником, обшарил его, разоружил, изъял документы, тесак. Тесаком перехватил горло, забрал второй автомат и пистолет тоже.
Оба автомата Коротаев забросил за спину, проверил пистолеты: обоймы полнехоньки.
Один он засунул себе под ночную рубашку — умора! В трусы. Благо резинка тугая, все резала. Спасибо, трусы не снимали, а то обычно снимают, чтобы мочу выводить, но ему почему-то не стали.
Наверное, потому что всего-навсего глаза.
Ну спасибо добрым докторам.
Спасибо Лошакову за то, что не начал с репродуктивной системы.
Он нагнулся, схватил Галю за волосы. Колпак остался лежать на полу, как недавно лежала панама Рубинштейна.
Ствол пистолета уткнулся ей в спину.
— Теперь мы в связке, и ты будешь моими глазами. А также всем остальным, чего мне захочется, — сообщил он. — Ты хоть на морду приличная?
Галя не ответила, слезы лились градом.
— Где здесь найти одежду?
— Вашу одежду забрали и увезли…
— Это понятно. Найди мне любую подходящую. Врачи нынче переодеваются полностью, аж волосье торчит из выреза. Петушня.
— Это в ординаторской.
— Так веди в ординаторскую! — прикрикнул Андрей Васильевич. — В коридоре еще кто-нибудь есть?
В коридоре сидела полуглухая бабушка в кресле-коляске, кандидатка на операцию по поводу двусторонней катаракты. Она не представляла ни малейшей опасности хотя бы по причине глубокого слабоумия.
— Нет, — ответила Галя в полной уверенности, что говорит почти полную правду.
— Везунчики мы, — усмехнулся Коротаев.
Обостренное обоняние по-прежнему успешно заменяло ему зрение. Ноздри его раздувались, как паруса.
Проходя мимо бабушки, которую не смутила даже перестрелка, он походя, не задерживаясь, проломил ей череп рукоятью пистолета.
— Никогда не надо лгать, — объяснил он Гале. — Ты один раз солгала — и дело кончилось бедой. Солгала снова — очередная неприятность. Ты чему-нибудь учишься? Не в институте, не в училище, а в жизни?
Галя начала спотыкаться.
— Возьми себя в руки! — Коротаев рассердился всерьез. — Ты думаешь, мне так уж нужна заложница? С двумя автоматами да с парой пушек я положу весь ваш стационар…
Дошли до ординаторской, остановились.
— Почему встали? — Ствол больно уткнулся в позвоночник.
— Ординаторская, — хрипло произнесла Галя.
— Там кто-нибудь есть?
— Не знаю.
Коротаев приложил ухо к стене. Слов он не услышал, но уловил слабый шелест перелистываемых бумажных листов.
— Она запирается изнутри?
— Да, на ключ.
— У кого ключ?
— Висит на гвозде, у косяка.
— Как войдем — запрешься. И не вздумай рыпнуться, это последнее предупреждение. Заходи первой, как ни в чем не бывало.
Галя покорно взялась за дверную ручку, повернула, отворила дверь.
В ординаторской было два человека: заведующий отделением и проверяющий из подразделения, которое раньше именовалось гражданской обороной. Он-то и листал какую-то толстую амбарную книгу, а заведующий нетерпеливо ждал, когда эта дурная канитель закончится.
Жаждущий да обрящет, ищущий да получит.
Создатель чуток к людским пожеланиям, но выполняет их не всегда желательным для людей способом.
— Что тебе, Галя? — Заведующий поднял глаза.
Ревизор сидел, не отрываясь от бумаг и ничего не замечая вокруг.
Заведующий осекся, увидев, кто стоит за спиной у медсестры.
Ему, если уместно так выразиться, повезло: но каждому суждено повидать смерть во плоти.
— На пол, — раскатисто и в то же время буднично проговорил Коротаев. — Оба. Живо.
Безучастный, казалось бы, ревизор растянулся первым. Заведующий медленно вышел из-за стола и улегся ничком.
— Это захват? — спросил он глухо. — Свободу Ичкерии?
Ориентируясь на голос, Коротаев поставил ему босую ступню на голову и с силой надавил.
— Не болтай чепухи. Запри дверь, — обратился он к Гале, и та заперла. — Теперь покажи, где шкаф.
Галя, едва касаясь руки бандита, подвела его к типовому шкафу, какие штабелями выпускали в семидесятые годы минувшего столетия.
— Открой. Посмотри на меня. Рост, полнота — есть что-то подходящее?
Заведующий яростно замотал головой, подавая Гале знак, но та уже была полностью подавлена и не могла отреагировать. Зато Коротаев уловил колебания воздуха и правильно их истолковал.
— Вынимай все, — приказал он Гале. Вернулся к заведующему, присел, трижды ударил ножом. — Показывай, который.
Галя указала на дешевый двубортный костюм темно-коричневого цвета. Салатная рубашка, пестрый полосатый галстук. Ботинки, не хватает носков.
— Второму разуться и снять носки, — велел террорист.
Ревизор стремительно исполнил приказ.
Галя надеялась, что ей удастся разрядить убийцу форменным попугаем, но сотрудники отделения предпочитали одеваться пусть безвкусно, но скромно.
— Возьми ножницы и разрежь на мне этот балахон.
Ножницы оказались в руках у Гали. Мелькнула мысль: вот он, шанс. Вонзить поглубже в шею или в сердце…
— Даже не мечтай, — отсоветовал Коротаев.
Ночная рубашка свалилась с него двумя неровными лоскутами.
— Очень хорошо. Теперь ложись с ними и не двигайся. И чтобы ни звука.
Действуя на ощупь, Коротаев переоделся в ревизоровы носки, натянул костюм, рубашку, ботинки, которые принадлежали недавно зарезанному Руслану Матвеевичу. Его же галстук он повязал тоже.
Ощупал себя: вроде бы все в порядке.
Молодцом.
Галя-заложница? Андрей Васильевич на секунду задумался. Нет, ну ее к дьяволу.
Он перерезал горло сначала ей, потом ревизору, успевшему напоследок что-то пискнуть.