Айсберг - читать онлайн книгу. Автор: Клайв Касслер cтр.№ 18

Он выбрался из воды на усеянный булыжниками берег, наполовину неся, наполовину таща Ханневелла, как пьяный, ведущий пьяного. В нескольких шагах от границы прибоя он опустил свою ношу на землю и проверил пульс и дыхание доктора: и то и другое учащенное, но мерное.

Тут он увидел левую руку Ханневелла. Она была раздроблена у локтя пулеметной очередью. Быстро, насколько позволяли онемевшие руки, Питт снял рубашку, оторвал рукава и плотно обернул ими раненую руку, чтобы остановить кровотечение. Плоть была истерзана, но артерия не задета, поэтому Питт отказался от мысли о жгуте, предпочтя ему прямое давление. Потом усадил Ханневелла, прислонив его к большому камню, изготовил примитивную перевязь и поднял руку доктора повыше, чтобы остановить кровотечение.

Больше он ничего не мог сделать для своего друга, поэтому лег на бугристые камни и сдался на милость боли и ненавистной тошноты. Расслабившись, насколько позволяла боль, он закрыл глаза и перестал видеть великолепное арктическое небо, усеянное облаками.

Питт мог бы пролежать без сознания несколько часов, если бы в его мозгу не прозвучал далекий сигнал тревоги. В ответ на этот призыв глаза невольно открылись — всего минут через двадцать после того, как закрылись. Картина изменилась: облака по-прежнему висели в небе, но перед ним что-то появилось. Питту потребовалось время, чтобы его взгляд сфокусировался, и он разглядел окруживших его пятерых детей. Они без страха смотрели на Питта и Ханневелла.

Питт приподнялся на локте, заставил себя улыбнуться — это далось очень нелегко — и сказал:

— Привет, отряд. Рановато встали, верно?

Дети, словно по команде, посмотрели на старшего из них. Этот мальчик несколько секунд медлил, подбирая слова, потом сказал:

— Мои братья, сестры и я пасли коров на лугу над утесами. Мы видели, как ваш… — он замолк, не зная, как продолжить.

— Вертолет? — подсказал Питт.

— Да, он самый. — Лицо мальчика прояснилось. — Вертолет. Мы видели ваш вертолет в океане. — Легкая краска появилась на его безупречно белой скандинавской коже. — Мне стыдно, что мой английский такой плохой.

— Нет, — мягко сказал Питт. — Это мне должно быть стыдно. Ты говоришь по-английски, как оксфордский профессор, а я и двух слов не свяжу по-исландски.

Мальчик радостно улыбнулся похвале и помог Питту встать.

— Вы ранены, сэр. У вас голова в крови.

— Ничего мне не сделается. Вот мой друг ранен серьезно. Надо побыстрей доставить его к ближайшему врачу.

— Я послал младшую сестру за отцом, когда мы вас нашли. Он приведет грузовик.

В этот момент Ханневелл негромко застонал. Питт склонился к нему, поддерживая лысую голову. Старик был в сознании. Глаза его закатились, он мельком взглянул на Питта, потом посмотрел на детей. Он тяжело дышал и пытался что-то сказать, но слова не выходили из горла. В глазах его появилось странное спокойствие. Он схватил Питта за руку и с отчаянным усилием произнес:

— Господь с тобой…

Потом вздрогнул и затих.

Доктор Ханневелл умер.

Фермер и его старший сын отнесли Ханневелла к лендроверу. Питт ехал в кузове, держа на коленях голову океанографа. Он закрыл остекленевшие, невидящие глаза и пригладил длинные пряди седых волос.

Большинство детей испугались бы смерти, но мальчики и девочки, окружившие Питта в кузове грузовика, сидели молча и спокойно; на их лицах не было страха, только принятие того, что, без сомнения, ждало впереди каждого.

Фермер, рослый, красивый мужчина, закаленный постоянным пребыванием на свежем воздухе, медленно ехал по узкой дороге через луг на утес; за откидным задним бортом висело облако красной вулканической пыли. Через несколько минут он остановился у небольшого дома на окраине деревни из белых сельских построек, над которыми посреди двора возвышалась типичная для Исландии церковь.

Вышел серьезный маленький человек с ласковыми зелеными глазами за толстыми стеклами очков без оправы, представился доктором Йонссоном и, осмотрев Ханневелла, провел Питта в дом, зашил и перевязал ссадину длиной в три дюйма на голове и заставил переодеться в сухое. Позже, когда Питт пил сваренный доктором крепкий кофе пополам со шнапсом, вернулись мальчик с отцом.

Мальчик кивнул Питту и сказал:

— Мой отец считал бы за великую честь отвезти вас и вашего друга в Рейкьявик. Если вам нужно туда.

Питт встал и несколько мгновений смотрел в теплые серые глаза отца.

— Скажи отцу, что я глубоко благодарен и что это мне он окажет честь.

Питт протянул руку, и исландец крепко пожал ее.

Мальчик перевел. Отец просто кивнул, и оба вышли, не добавив ни слова.

Питт закурил и вопросительно посмотрел на врача.

— Вы представитель странного народа, доктор. Внутри вы переполнены теплом и благородством, но внешне совершенно бесчувственны.

— Вы увидите, что жители Рейкьявика более открыты. Это ведь сельская местность, мы рождаемся на уединенной и суровой, но прекрасной земле. Исландцы, живущие не в городах, никогда не сплетничают; мы читаем мысли друг друга чуть ли не раньше, чем заговорим. Жизнь и любовь — обычные происшествия, смерть — неизбежная банальность.

— Мне было любопытно, почему дети совершенно не реагировали на то, что сидели рядом с трупом.

— Смерть для нас — обычное расставание, к тому же кажущееся. Вот посмотрите, — доктор показал на большое окно, за которым видны были могильные камни кладбища, — те, что ушли до нас, все еще здесь.

Питт несколько мгновений смотрел на могильные плиты — все они торчали из зеленой, похожей на мох травы под разными углами. Потом его внимание вернулось к фермеру, который нес к лендроверу самодельный сосновый гроб. Фермер с силой и нежностью отца к ребенку поднял тело Ханневелла и уложил в традиционный, заостренный с обоих концов гроб.

— Как зовут этого фермера? — спросил Питт.

— Мандссон. Торстейн Мандссон. А сына — Бьярни.

Питт смотрел, как гроб с телом устанавливают в кузов.

Потом отвернулся.

— Я все время думаю: был ли бы доктор Ханневелл еще жив, если бы все делал по-другому, более правильно.

— Как знать? Помните, мой друг, если бы вы родились на десять минут раньше или на десять минут позже, ваш жизненный путь, возможно, никогда не пересекся бы с его путем.

Питт улыбнулся.

— Я понял вашу мысль. Но дело в том, что он вверил мне свою жизнь, а я действовал неудачно и погубил ее. — Он замялся: перед глазами вновь появилась эта сцена. — На берегу, перевязав ему руку, я на полчаса отключился. А если бы остался бодрствовать, он не истек бы кровью.

— Пусть ваша совесть успокоится. Ваш доктор Ханневелл умер не от потери крови. Это все шок: рана, катастрофа, падение в ледяную воду. Я уверен, что вскрытие покажет: сердце не выдержало задолго до того, как он потерял много крови. Он был немолод и, судя по тому, что я вижу, не был натренированным, спортивным человеком.